Псы Вавилона

Часов в одиннадцать вечера Хохлов вновь появился. Дядя Костя к тому времени уже храпел, а Фужеров, дожидаясь милиционера, пытался читать при свете керосиновой лампы, и все больше сожалел, что впутался в авантюру.

Дядя Костя пилил своего компаньона весь вечер. Каких только эпитетов — насмешливых, злых и вовсе бессмысленных вроде «рыцарь, лишенный наследства» — не было произнесено, однако Фужеров остался непоколебимым Слово дворянина священно.

Поглумившись еще некоторое время, дядя Костя лег спать.

Хохлов высился на пороге, словно гранитная глыбища. Облаченный в брезентовую плащ-палатку до пят с наброшенным на голову капюшоном, он сам напоминал выходца с того света, пришедшего по чью-то грешную душу.

— Готов? — спросил он. Голос из-под капюшона звучал глухо и сумрачно. Фужеров кивнул.

— Тогда вперед.

Они вышли на улицу. Сумерки сгущались, и Шанхай постепенно погружался во тьму. На редких поселковых фонарях горели тусклые лампочки, дневная жара спала, потянуло прохладой. Атмосфера в поселке менялась в зависимости от направления ветра. Если ветер дул со стороны завода, то над Шанхаем стоял тяжелый удушливый смрад промышленных выбросов, но в этот раз индустриальные ароматы перебивал исконный сельский дух: смесь запахов парного молока, навоза и свежей травы.

— Шагайте за мной тютелька в тютельку, — сказал Хохлов, — а то сверзитесь в буерак. — Они вышли на зады и двинулись вдоль заборов. Милиционер шел медленно, по-медвежьи переваливаясь, но при этом так легко, словно и не было в этом мужичине шести пудов веса. Фужеров, напротив, двигался как-то неуверенно, поминутно спотыкаясь, а один раз и вовсе чуть не упал, не подхвати его вовремя обернувшийся Хохлов.

— Аккуратнее, а то всех поселковых кобелей перебудите, — шепотом попросил он.

Наконец достигли места засады. Фужеров не представлял, каким образом Хохлов так здорово ориентируется в этих трущобах. Милиционер между телл, сбросив свой замечательный плащ, расстелил его на земле.

— Ложитесь, — скомандовал он Фужерову.

Чувствуя себя последним дураком, тот кряхтя кое-как опустился на брезент и вытянулся во весь свой не маленький рост. Лежать было страшно неудобно. Под тканью плаща находились не то мелкие камешки, не то сучки, которые больно впивались в тело. Рядом, пыхтя, улегся Хохлов. Некоторое время он переваливался с боку на бок, устраиваясь поудобнее, наконец на некоторое время затих, но сопеть не переставал. Так они молча лежали некоторое время, потом Хохлов приподнялся на локте и извлек алюминиевую фляжку, в которой плескалась какая-то жидкость.

— Может, хлебнете? — предложил он.

— А что это?

— Да первачок. Фужеров отказался.

— Ну, как знаете. — Судя по звуку, милиционер сделал основательный глоток и тут же смачно зачавкал. Запахло копченым салом и чесноком. Фужеров сглотнул слюну и отодвинулся, в результате очутившись на голой земле, где лежать и вовсе было неудобно.

«А, черт с ним, — решил про себя Фужеров. — Наверное, необходимо выпить и мне».

— Давайте ваш самогон, — прошептал он. На ладонь легла фляжка. Фужеров отхлебнул и закашлялся, однако тут же получил мощный удар по спине. Фляжку у него тотчас отобрали, зато вручили кусок хлеба с толстым ломтем сала.

— Жуйте шибче, — произнес вполголоса милиционер, — а то самогонка у вас поперек дыхалки встала.

Фужеров последовал совету и неожиданно ощутил, что почти счастлив. Сладкое, неясное чувство охватило его рыцарскую душу. Умиление, легкая грусть и покой. Бесконечный умиротворяющий покой. Замечательная все-таки вещь — алкоголь!

Фляжка вновь забулькала где-то над ухом. Еще один глоток...

— А хороша нынче луна, — неожиданно изрек Хохлов. — Прямо-таки полыхает.

— Светит, да не греет, — отозвался Фужеров и сам изумился идиотизму собственных слов.

— А вот если бы грела, — заметил Хохлов, охотно поддерживая беседу, — то какая урожайность могла бы быть.

— Какая урожайность?

— Озимых и яровых. Все бы росло в два раза быстрее. Ведь так?

Фужеров издал неопределенный звук, не то соглашаясь, не то отрицая предположение своего собеседника.

— А тогда и урожай был бы в два раза больше, — продолжил Хохлов агрономические наблюдения. — А коли хлебушка в достатке, и народу жить легче. Ведь так?

— Наверное.

— Не наверное, а точно! А коли так... — Он сделал паузу, всмотрелся в сторону дома. — Тишь какая. Ни огонька. Чего они в потемках там делают?

— Наверное, спят.

— Хорошо бы.

Где-то вдалеке заголосили собаки. Их остервенелый, злобный лай вдруг сменился длинным тоскливым воем.

— Непонятно брешут, — заметил Хохлов. — Как на волка... И стервенеют, и боятся одновременно. На кого бы это? А может, наш пожаловал?

Похоже, предположение было не лишено оснований. Собачий лай шел как бы по цепочке. Замолкали одни, начинали другие.

— Брех приближается, — сказал Хохлов. — Гостюшка где-то рядом. Подбирается к дому, зараза!

— Неужели вы всерьез верите?

— А вот сейчас и узнаем. Да вот он!

В полумраке Фужеров различил, как худенькая детская фигурка мелькнула у забора и направилась ко входу в дом. Скрипнула дверь, и фигурка исчезла.

— Двигаем туда, — громко произнес Хохлов.