— Не знаю. Наверное, мильтоны. Оставили засада, может, кто еще попадется. Шум около дом твоих друзей был.
— Навестить бы их нужно.
— Сходи. А пока шагай за мной. Ашать будем. Тебя, наверное, в каталажка не кормили?
На столе стояли лепешки, чайник, кувшин с молоком.
— Садись. Кушай на здоровье, — сказал Валитов, и, пока гость ел, старик молча смотрел на него. Во взгляде его не было ни любопытства, ни тревоги, лишь легкая грусть читалась на изборожденном морщинами азиатском лице.
— Спасибо, — поблагодарил Всесвятский. — Легкая перекуска как раз кстати.
— Будь здоров. Дальше чего делать будешь? Наверное, ночь не спал. Может, приляжешь?
— Спешить нужно. Найти Хозяина.
— Где искать думаешь?
— Еще не знаю. Мне кажется, он где-то рядом. Кто может знать? Этот шофер кареты «Скорой помощи»? Возможно. А другие? Ведь он к кому-то бегал в НКВД.
— Не к твоему знакомому?
— Вряд ли. Но там был еще один. Молодой парень. Его лицо мне определенно кого-то напомнило.
— Всех-то ты знаешь... — В голосе старика послышалась добродушная насмешка
— Я не уверен.
— Арестовали тебя не случайно, — спокойно сказал Валитов.
— Они этого и не скрывали. Сказали: имеется информация о подозрительной личности, объявившейся на Шанхае. Похоже, приняли меня за заезжего контрреволюционера, посланного сюда организовывать диверсии.
— Это только отговорка. Искали именно тебя. Причем кто-то точно знает о твоя настоящая... как это...
— Миссия.
— Именно. Потом, если у этот шофер есть покровитель в НКВД, то это скорее всего кто-то из начальства. Сегодня ночь убыр не приходил. Почему? Думаю, ему приказали не мешать. В поселке был... как это... шмон. Потом оставили людей караулить. Столкнись убыр и эти, стража, мог неприятность получиться. Поэтому ему сказали: в Шанхай эта ночь не ходи. Ты лучше расскажи, что в НКВД было?
— Вот видишь, все правильно! — воскликнул Валитов после того, как Всесвятский вкратце передал обстоятельства своего общения с представителями власти. — Он, этот молодой парень, тебя специально арестовал, чтобы не мешал убыр по ночам гулять, а знакомец твой пришел и тебя выпустил. Значит, он не с ними. Ты ему пытался рассказать о убыр. Напрасно. Только хуже себе сделал. Так бы он тебя просто отпустил, а теперь приказал уехать. Эти люди не верят ни во что, не помещающееся в их разум.
— Я рассчитывал на его помощь. Старик вздохнул:
— А я рассчитывал на твоя. Но, увы...
— Сделаю все, что смогу.
— Не в тебе дело. Просто не дадут... Видишь, какая у них сила. Как русские говорят: не мытьем, так катаньем. Жалко, пропадем. Мне не страшно, но вот ребятишки жалко. Хотя все равно тут не жизнь.
— Почему?
— Все перемешалось. Здесь, в этот город, не только железо плавят, но и людей тоже. Всех вместе в одну кучу накидали. А для чего? Чтобы забыли свой язык, свои обычаи, свою веру. Я вот татарин. Дети, внуки мои — татары. Пока я жив, они не забудут родина. А потом? Хасан вон на летчик учиться хочет.
— Разве это плохо?
— Не плохо, нет! Не так понял. Образование — великое дело. Но при этом отрубаются корни, теряется связь со свой народ. Татарин станет русский интеллигент. Будет думай по-русски, книги пиши по-русски. В жены возьмет русскую бабу. Он будет стесняться свой | татарский дедушка. Два-три поколения, и получится настоящий русак. А глядя на образованных, и простые так поступай. Исчезнем как народ.
— Но ведь и раньше подобное происходило. Сколько русских девок в свое время увезли в Орду.
— Одно с другой путаешь. У русских девок в Орде рождались красивые татарские ребята У тех, которых не в Орде крыли, рождались красивые русские ребята, на татарин похожий. Но были две культуры, они друг с друг не смешивались. Вера мешала. Даже когда Иван Грозный царь покорил Казань, он вера не порушил. Был христианин и был мусульманин. Как говорится: люби свою веру, но уважай другие. Теперь же любую веру рубят под корень. Вместо бога учат верить в какой-то Интернационал. Здесь, в Соцгород, татар много, а школа татарский только один, на спецпоселок, да и то лишь начальный. Пушкин — великий поэт, не спорю, но татарин обязан знать и чтить не только он, но и Тукай.
Всесвятский вначале внимательно слушал своего собеседника. Но бессонная ночь и только что съеденная пища давали себя знать. Глаза его начали слипаться, он рассеянно смотрел на Валитова, угасающим сознанием улавливая лишь обрывки его слов. Наконец силы вовсе оставили Всесвятского, и он упал на стол, провалившись в забытье.
— Вставай, тут к тебе пришли. Всесвятский открыл глаза. Над ним склонился старик-татарин. Всесвятский поспешно вскочил. Оказывается, он лежал на кошме в той самой комнате, где совсем недавно ночевал с американцем.
— Извините, не заметил, как заснул, — попытался оправдываться он.
— Ничего страшного. Понимаю, ты устал. Мы тебя сюда перенесли. А теперь к тебе девка пришел.
— Какая девка?
— Не знаю. Говорит, срочно нужен.