По отношению к первому вопросу, к сожалению, мнения ученых еще сильно расходятся. Хотя сам Дарвин и допускал возможность передачи в потомство приобретенных признаков, но дарвинизм в его позднейших представителях, как известно, ограничивался лишь признанием, что признаки, случайно возникшие у тех или других особей при рождении, могут закрепиться в потомстве путем унаследования, если они оказываются для данного вида полезными. Словом, на почве дарвинизма возникло учение, которое установляет как правило, что в потомство передаются лишь те признаки, которые получились от рождения, все же остальные признаки, приобретаемые в течение жизни, не передаются по наследству и потому утрачиваются для потомства. В этом отношении особенно выдвинулось учение Вейсмана, одного из видных представителей неодарвинизма. По Вейсману, так как размножение происходит путем слияния половых клеток мужского и женского организма, то будто бы только те особенности организма, которые присущи этим клеткам, могут унаследоваться потомством; все же приобретенные в течение жизни признаки и особенности оказываются для потомства бесплодными. Этот последний вывод, предполагающий без достаточных оснований обособленное положение в организме половых клеток, основывается на критическом разборе имеющихся указаний относительно передачи ближайшему потомству тех или иных искусственных повреждений, как, например, шрамов, отрубленных хвостов и т. п.
Необходимо иметь в виду, что теория Вейсмана, если бы даже она оказалась совершенно точной и безупречной, имеет значение лишь по отношению к половому размножению высших животных. При размножении же путем деления и почкования вряд ли может быть какое-либо различие в передаче потомству особенностей, приобретенных организмом в течение жизни, и особенностей, приобретаемых от предков организма. Но и по отношению к половому размножению высших животных дело еще далеко не стоит так прочно, как принимает Вейсман. Несмотря на массу труда, положенного Вейсманом на развитие и доказательство своей гипотезы, несмотря на целый ряд статей, написанных автором по этому предмету, до сих пор не существует в этом вопросе полного согласия между авторами, причем имеются как стойкие защитники этого взгляда, так и не менее стойкие его противники. Насколько этот вопрос в биологии остается невыясненным, доказывают, между прочим, заключительные положения Делажа, собравшего огромный фактический материал по интересующему нас вопросу: «Экспериментальным путем не доказано, чтобы признаки, приобретенные упражнением или отсутствием его, унаследовались потомством; но не доказано также и то, чтобы они никогда не передавались». С этим положением нельзя не согласиться, так как оно служит простым выражением фактического положения вещей в занимающем нас вопросе.
Но отдельные факты в жизни растений и животных говорят, безусловно, в пользу наследственной передачи приобретенных изменений организации, так как иначе некоторые особенности этой организации представлялись бы необъяснимыми. Мы не будем, однако, входить здесь в какие-либо подробности по занимающему нас вопросу. Заметим лишь, что как ни остроумна сама по себе гипотеза наследственности, созданная Вейсманом с его вечно юной половой материей, несомненно, что в решении этого вопроса особое значение должен приобрести опыт, и притом опыт, поставленный на весьма широких началах. При этом необходимо иметь в виду, что далеко не без значения в отношении унаследования должно быть то, в какой период развития того или другого организма приобретается известная особенность. Мне, например, известен факт, что сука, у которой имелся с раннего возраста неправильно сросшийся перелом одной из передних ног, принесла несколько поколений щенков, среди которых было много экземпляров с уродливо искривленной передней конечностью[47].
С другой стороны, на мой взгляд, далеко недостаточно в решении вопроса об унаследовании приобретенных признаков иметь в виду лишь полученные в течение жизни шрамы или отрубленные у собак и кошек хвосты. Всякому понятно, что шрамы и отрубленные хвосты суть вполне случайные приобретения, не имеющие ничего общего с существом самой организации. Совсем другое дело особенности организма, вытекающие из наиболее существенных его потребностей, приобретаемых путем непосредственного влияния психики на организацию или же путем долгого упражнения, в котором активную роль должна принимать скрытая энергия организмов. Эти особенности не должны быть столь нестойкими и мимолетными для вида, как шрамы или отрубленные хвосты. Признавать иначе значило бы, что все самоусовершенствование, достигаемое организмами в течение их жизни, остается совершенно бесплодным для потомства и что на половую материю нервная система, играющая наиболее важную роль в этом самоусовершенствовании организации, не оказывает никакого влияния; а между тем имеются факты, которые этому решительно противоречат.