Психэ и материя

Идеи Авиценны имели большое влияние на небезызвестного Альберта Великого (1206–1280) и Фому Аквинского [14], так как оба мыслителя использовали вышеозвученную идею при объяснении алхимической трансформации металлов. Такая трансформация, с их точки зрения, не могла произойти обычным причинно-механистическим путем, но путем магическим, посредством творческого воображения алхимика. Альберт Великий, в частности, особенно подчеркивал следующий фактор, выделенный Авиценной: эта творческая способность души связана с некими аффективными состояниями. Юнг цитирует следующий отрывок из трактата, приписываемого Альберту: «Я обнаружил у Авиценны в Liber Sextus Naturalium указание на то, что сила обратных вещей пребывает в человеческой душе и подчиняет себе все остальные вещи; особенно, когда находится в избытке любви или ненависти. Когда, следовательно, человеческая душа впадает в великий избыток любой страсти, то, и это доказано опытами, она влияет на остальные чувства и заставляет их идти путем, каким укажет. Я долгое время не верил в это, однако, познакомившись с определенными магическими книгами, обнаружил, что эмоциональность души человеческой это главная причина всех этих явлений, ведь она изменяет телесное вещество в согласии со своими целями или, руководствуясь своим достоинством, подчиняет себе низшие ощущения либо творит это в соответствии с подходящим часом или положением звезд, соотносимыми со столь необычной эмоцией; мы тогда верим в то, что деяния, совершаемые этой силой, совершаются нашей душой…. Кто бы ни желал постичь тайну делания, должен усвоить, что любому под силу магическое влияние, когда некто впадает в сильное возбуждение… и он должен производить это влияние именно в тот час, когда возбуждение зародилось в нем и работать с теми вещами, что предписаны душой. Ибо душа столь жаждет материи, стремясь сделать ее совершенной по собственному желанию, что она избирает наилучшее сочетание звезд, подходящее в данный момент состоянию материи…. Это душа жаждущая, желающая сделать вещи подобными тому, что последует за ними…. Эта душа и производит то, чего желает наиболее сильно…» [15].

Для Альберта Великого «подлинная» алхимия относится не к естественным наукам, но к наукам магическим; совершать ее может лишь мастер, влияя на материю через описанные выше психические состояния, снизанные также с положением звезд. Фома Аквинский разделяет со своим учителем эту точку зрения; он также говорил, что обычная алхимия способна лишь трансформировать металлы, в то время как подлинная алхимия это тайное искусство, учитывающее в том числе правильное положение звезд [16].

Давайте теперь ненадолго прервемся и вернемся к нашему первому примеру с учетом упомянутых древних воззрений. Согласно им, ни что иное как «движущая сила души» или воображение молодого врача в астрологически верный момент и позволили возникнуть попугаю. То, что мы сейчас называем синхронистичными событиями, в то далекие времена могли истолковать некой психомагической причинностью. Отсылки к тому, что принято сегодня называть синхронистичностью, мы находим не только в средневековой доктрине imaginatio, но и обширной области средневековых взглядов па природу души. Большую роль здесь играет идея nous poietikos Аристотеля, развитая арабскими мыслителями и доминировавшая в схоластике. В исламском мистицизме nous poietikos — это творческая энергия божественного духа, сравнимая со светом. Она, как замечает Анри Корбен, является теофанией, проявлением божества, и вдохновляет избранных теологов, пророков и мистиков. Для Авиценны intelligentia agens это космическая реальность ¡17), чей свет пребывает в планетарных сферах и выступает исключительным внешним источником всех человеческих знаний |)8 |. Когда человеческая душа восстает в экстазе, тайная сила этого света нисходит в нее, одаряя пророчеством. Доктрина nous poietikos целиком принадлежит области физики потому, что это божественный разум, исходящий из внешнего мира, однако сама душа также может участвовать в этом процессе.

Фома Аквинский затем делает решающий шаг, разделяя надвое концепцию nous poietikos и соотнося одну часть с Богом или Sapientia Dei, а другую — с естественным светом души человеческой, lumen naturale [19]. Такое разделение объясняется произошедшим в период Ренессанса разграничением между профанными науками и религиозной верой. В это время все больше ученых начало склоняться к теории знания, получаемого от «естественного света», что привело постепенно к открытому конфликту с традиционными теологическими взглядами.