Между тем возбуждение от танца, приводит всех к ещё большей жажде и все участники этого действа, после окончания этих не скоростных движений, заняв свои прежние места, ещё с большим воодушевлением, прикладываются к заждавшемся их кружкам. При этом Илье, уже на первом своем глотке, пришлось, как говорится, расхлебывать это своё танцевальное поведение. Так довольно чувствительный удар по его ноге под столом, из-за своей колкости и неожиданности, заставляет его чуть больше углубиться в свою кружку. Где Илья, зачерпнув носом пива, как человек ещё неподготовленный к такому способу пития, тут же своим прихлебнутым чиханием, выражает своё отношение к этому своему оплошному действию.
–Ну, ты так не спеши. – Засмеялся Кот, к которому присоединились и другие, более осторожные участники застолья. Но перед глазами Ильи стояло только одно, совсем не спешащее смеяться – лицо Гели, которая, в ожидании чего-то, своим немигающим взглядом уставилась на него. Правда, на Илью уже навалилась Лера, пытающаяся вовсю разыграть врача и путем ручных похлопываний, достучаться у Ильи до чего-то своего.
–Видеть тебя, не могу. – Вдруг закричала каким-то тихим, но оглушающим сердце, криком, пойманная Ильей в переходном коридоре, горящая огнём Геля.
–Я не хотел. – Попытался, хоть что-нибудь сказать Илья. Но Геля не даёт ему возможности что-то сказать, ведь у неё самой столько накипело и даже частично выкипело. Так что, лучше стой и слушай, и не думай даже рыпаться.
– А чего, ты хотел. – Всегда слишком просты убийственные, не вопросы, не аргументы, а пойди, пойми, что, что говорит или задаёт Геля. – А я-то, считала. – Следует ещё более замудрённый, даже не ответ, а не математическое действие. – Наверное, сама виновата, раз подняла так свою планку. – Уже начинаются отдельные прояснения на этом пасмурном небе, которому дай только выговориться и оно станет совсем безоблачным. Для чего, только и нужна выдержка, которой редко обладают субъекты мужского пола и в частности Илья, возжелавший заявить о своём я.
– Ну я и смотрю, что ты всё выше и выше, берёшь планку. – Намёкливо режет слух Геле Илья. Отчего Геля, было, не много успокоившись, вновь вспыхивает и, присовокупив пощёчину, словами: «Илья, замолчи!», – уносится прочь от него. После чего Илья, находясь в каком-то умственном ступоре, прилаживает свою ладонь к горящей, не от её удара, а от внутреннего огня щеке. И хотя он и находится в понимании всего произошедшего, но между тем, на него давит и другое безысходное понимание того, что уже поправить ничего нельзя, а значит, пусть всё пропадет пропадом.
Когда же человек находит для себя точку опоры, хотя бы даже в этой бездноватой и сомнительной безысходности, то он на время получает заряд вдохновения и сил, для своего последнего рывка в эту бездну. Илья же, определив для себя, что раз на то пошло, то и пусть тому и быть, с решимостью наломать побольше дров, возвращается в зал. Где заметив грустное лицо Гели, вокруг которой, так и извивается этот Кот, вдруг ощущает, что от его этой, как оказывается секундной решительности и следа не осталось, а вот нерешительности – хоть отбавляй. А ведь нерешительность, между тем, не менее действенная субстанция и пожалуй, ещё можно поспорить, кто из них больше имеет власть над человеком, крутя и вертя его вслед за собой.
Так что Илья, подгоняемый своей нерешительностью, благо зал ещё был не столь заполнен, собирается занять место за свободным столиком, где-нибудь с боку, где в тумане сигаретного дыма, можно будет спокойно понаблюдать за Гелей, хотя бы издали. И вот тут, к удивлению Ильи, находится пропащий Модест, который, как будто бы ждал этого маневра Ильи и сидел за отдельным, правда, не совсем пустым столиком. Между тем, Илья не спрашивает, Модест не задается вопросами, а всё происходит как будто, так и должно быть. Так Илья садиться за стол, вместе с Модестом поднимает кружку, которая имея стандартные размеры, почему-то нестандартно быстро выпивается, после чего солёная рыба, вслед за пивной волной, отправляется в своё последнее плавание – в солёное внутреннее море, которое обязательно им станет, ведь пиво пьётся только в таких глобальных и никак не меньше измерениях.
– Что, плохо? – закусывая, спросил Илью Модест.
– Мучительно. – Краток в ответ Илья.
– Ну что ж, мне есть, что сказать на это. – Включил философа Модест.
–А я теперь, уже никуда не спешу. – Поглядывая на Гелю, стиснув зубы, ответил Илья.
–Что, радость и мучения, никак не хочется переносить в одиночку и хочется разделить с кем-нибудь? – предположил Модест.
–Ну, первое, скорее с близкими, ну а на счёт второго, то в этом мучительном вопросе, я более демократичен. – Ответил Илья.
– Вот и получается, что перед несчастьем все равны, а вот для радости, исходя из человеческого понимания, достойны только избранные. – Слишком уж сильно налегает на содержимое не слов, а кружки Модест.
– Я бы сказал, что именно счастье избирательно, а уж человек подстраивается под него. – Немного отвлёкся от своих наблюдений Илья.