Прыжок в длину

«Так что у нас за срочный вопрос?» – проговорил Ведерников, расставаясь наконец с теплыми и тягучими женскими пальцами. «А вот, тебе Валерка все расскажет, – объявила Кирилла Николаевна, помешивая соломинкой какое-то бледное питье, в котором брякал подтаявший лед. – Он мой агент». «Мотылев», – коротко представился тощий тип. Молодой, но уже морщинистый, с мелкой, узкой, очень подвижной физиономией, с какими-то живчиками вроде запятых в углах длинного рта, тип держался самоуверенно, рукопожатие его было как нападение коршуна на курицу. «Извините, не имею представления, чем занимаются агенты», – произнес Ведерников, перед которым официант бухнул переплетенное в кожу, снабженное желтушными картинками меню. «Будете завтракать? – вежливенько спросила Кирилла Николаевна. – Мы уже поели, вас не дождались». «Только кофе, пожалуйста, черный, без сахара», – заказал Ведерников, и официант, забрав увесистый том, завилял между столиками и карликовыми деревцами в крашеных кадках. Провожая взглядом его ярко-белую спину, Ведерников встретился глазами с Лидой, тоскливо облокотившейся над чем-то нетронутым в пластмассовой вазочке; рядом сидела, будто надзирательница, суровая Галя, перед ней стоял только стакан чистой воды, словно целиком отлитый, вместе с содержимым, из какого-то сверхтяжелого стекла.

«Собственно, вот, – напористо приступил к делу тощий агент, – я занимаюсь всеми Кириными контрактами, бодаюсь с каналами и с издателями за ее деньги. Организую для нее нужные интервью и пресекаю ненужные. Пасу блогеров. А еще инициирую и сам продюсирую новые проекты, которые продвигают идеи Киры и ее саму как общественную фигуру. Собственно, как-то вот так». С этими словами Мотылев откинулся в кресле, сплел пальцы корзинкой и стал смотреть на Ведерникова очень-очень внимательными, странно дергающими душу, лишенными блеска глазами – так, будто Ведерников что-то рассказывал, а Мотылев, не пропуская ни слова, слушал. Пауза затягивалась, в тишине сделался отчетливо слышен полый, как бы колокольный гром ресторанной кухни. «А от меня-то вы чего хотите?» – не выдержал наконец Ведерников. «Старик, ты и есть наш новый проект», – проникновенно сообщил Мотылев.

Дальше Ведерников слушал и тихо ужасался. У тебя, старичок, есть история, излагал Мотылев, треща пальцами. Какая история! Без пяти минут чемпион в своем коронном прыжке спасает ребенка. Но это бы ладно, всего лишь новостной сюжет для сентиментальных домохозяек. Но ты! Остался без обеих ног – и не только выжил морально, преодолел, так сказать, личную драму (на этих словах Мотылев быстро покосился на Кириллу Николаевну, взгляды их встретились и чиркнулись, над столом словно сверкнула колкая искра), нет, не только! Ты воспитал спасенного пацана, оставшегося фактически сиротой. Вот в чем главный сюжет, вот в чем эксклюзив. Нет, не возражай! Ты не представляешь, старик, сколько народу я успел дернуть за это утро. Иван Иванович Роговцев, физику преподает, есть такой? Во-от! Маменька его, балерина Роговцева, и бабуля моя покойная сильно дружили, полвека вместе чаи гоняли из веджвудских чашек, такой вот кружевной узор судьбы. Так я сразу на физика и вышел! Час говорили по скайпу, у него аж очки галопировали на носу от энтузиазма. Там весь педагогический коллектив на тебя молится. Информации дали вагон. А пацан тот, ему сейчас лет девятнадцать-двадцать? Взрослый человек, сможет говорить на камеру, Кира его очарует. Ты не представляешь, как она умеет. Подберем ребенка похожего, сыграет этого пацана в детстве. Почему сыграет? Старик, ты еще не понял? Мы будем снимать про тебя художественно-документальный фильм!

Ведерников похолодел. Кирилла Николаевна глядела на него исподлобья, склонившись над стаканом, из которого тянула, с писком и шкворчанием розовой соломины, пенные и талые остатки напитка. Солнечный блик на ее загорелом гладком предплечье трепетал, будто страстный поцелуй. Вдруг Ведерников осознал, как ужасно, как невыносимо само существование спасенного им Женечки. Когда этот альфа-самец на днях приходил и сидел, один его фиолетовый шелковый носок был с дыркой, и в дырке блестел похожий на осколок фарфоровой чашки чудовищный ноготь. Невозможно было представить, как этот усатенький сирота, в лучшем своем пиджаке из шелушащейся, будто еловая шишка, рыжей рептилии вещает на камеру про свои жизненные принципы, как демонстрирует свои хромые и кривые «научные» конструкции, как бы завороженные Женечкиной волей, готовые вот-вот опровергнуть законы школьной физики – но в последний момент переживающие фатальную, неопрятную катастрофу. А ведь журналисты станут копать, всплывет весь сироткин криминал, в результате Женечка, пожалуй, сядет на несколько лет, а Лида будет рыдать, потребует, чтобы Ведерников, если он мужчина, каким-нибудь чудом вытащил «ребенка» из колонии. И каким же ничтожным предстанет перед всеми «благородный поступок» Ведерникова, его единственный за всю жизнь чемпионский прыжок!