Прыжок в длину

«Спасибо всем, кто к нам пришел! – произнесла улыбчивая Кира лучшим своим телевизионным голосом. – Знакомьтесь, это Танечка! Она попала в аварию на мотоцикле, и недавно ей сделали ампутацию!» Тут чинная переговорная разразилась аплодисментами, видимо, свойственными большинству присутствующих, как чириканье воробьям. «Танечка написала мне на сайт, и мы встретились вчера, – воодушевленно продолжила Кира, возлагая обе руки на Танечкины плечи. – Путь в новую жизнь труден, но особенно трудно в начале пути. Как одолеть пустые дни и черные ночи? Как отыскать позитив? Мы с Танечкой проговорили много часов. Мы обнимались и плакали вместе!» Аудитория зарукоплескала пуще прежнего, глаза знаменитости, устремленные куда-то поверх голов собравшихся, блеснули горячей влагой, а Танечка, сползавшая все ниже под давлением розовых ручек, усмехнулась неприятно и криво, на раздувшихся ноздрях заискрил какой-то мелкий пирсинг. «А давайте предложим Танечке тоже поучаствовать в фильме!» – воскликнул кто-то восторженный за спиной Ведерникова. «Обязательно, – с чувством ответила Кира. – Тот разговор, что был между нами, не должен пропасть втуне. Он поможет многим и многим. Танечка обязательно даст для фильма большое интервью!»

Ведерников, уязвленный тем, что Кира не нашла для него при встрече ни отдельного слова, ни отдельной улыбки, угрюмо осматривался. Все лица вокруг, пропитанные горячими, влажными чувствами, как бы расплывались по краям и казались смутно знакомыми, хотя Ведерников мог поклясться, что половину из присутствующих не видел ни разу в жизни. Возможно, эффект возникал от того, что некоторые персонажи, да, кажется, практически все, были представлены в двух экземплярах – впрочем, не совсем совпадавших. Старая географичка, беспрестанно шевелившая бровями, похожими на серые холодные уголья, шла в паре со своей стареющей дочерью, и обе они потчевали сластями уже вконец расплывшуюся химозу, чье большое бурое лицо, лежавшее складками на отворотах плохо выглаженной блузки, совсем изросло на бородавки, висевшие тут и там дряблыми гроздьями. При химозе состояла тоже какая-то родственница, в общем и целом весьма на нее похожая, но еще довольно гладкая и свежая, для чего-то внимательно изучавшая прозрачными глазами совершенно не химозиного цвета малоподвижный оригинал. Был тут, конечно, и Ван-Ваныч, весьма благообразный, в любовно вмещающем животик клетчатом жилете, и тоже со своей более молодой копией, пожалуй, слишком зубастой и вихрастой, но довольно-таки верной. Тут Ведерникову стало совсем неуютно. Он невольно покосился на Лиду, демонстративно севшую в угол. Лида держала близко перед дрожащими зрачками трясущуюся книжку в обтрепанной обложке и делала вид, что ее нет в переговорной. На самом деле ее присутствие было столь ощутимо и весомо, что казалось, под нею вот-вот развалится хлипкий офисный стул. Ведерников подумал, что уж у Лиды в киношном собрании не может быть двойников – однако ее антипод, Галя, невозмутимо восседала в симметричном углу, тоже отстраненная, тоже с каким-то, мало занимающим ее, текстом на телефоне, очень прямая в монументальном, гранитного цвета пиджаке.

Загадку вторых экземпляров с легкостью разъяснил деловитый Мотылев, чертиком скакнувший на ораторское место, едва прослезившаяся Кира закончила свою позитивную речь. Агент наконец догадался представить присутствующим «нашего замечательного главного героя, который наконец к нам присоединился». Ведерников под неправильным углом оторвался от сиденья и тотчас плюхнулся. Неизбежные аплодисменты, окатившие его, были неприятны, точно щелкали и стукали брошенные камни. На ту половину минуты, пока Ведерников был скрюченно приподнят над сидящими в переговорной, его прохватило ощущение, будто он не настоящий, всего лишь порождение кривого зазеркалья, и вот сейчас навстречу ему встанет прямой, здоровый, светлый, неискалеченный оригинал. Он даже мельком увидал среди сидевших у стены белобрысую макушку и нос веслом, очень похожий на его собственный.