Прыжок леопарда

   - Ну-ка, ну-ка, - Вовка усилил нажим, - слышь, Гусар, по-моему, нас за дураков принимают. О какой работе ты говоришь... или это была она?

   - Ох, мужики, не было бы это служебной тайной, я бы сказал, что да.

   - Ни фига себе! - Вовка откинулся в кресле, - а я-то, дурак, думал, там мымра какая-нибудь! Ай да Момоновец! И как, интересно, все это выглядит, когда он ее "на предмет" приглашает?

   - Как-как, - вмешался Гусар, - старым дедовским способом! Раз - и баба пищит, два - и пальчики на ногах поджимает. Что пристал к человеку, разве не видишь, что тема ему неприятна? Запал, командир? Я б на такую тоже запал.

   Петрович грустно кивнул:

   - Жалко мне убивать эту бабу, а что делать? Я ведь ей уже подарил... нашу брошку. А она, дурища такая, кофту себе подобрала такую... под цвет рубина.

   - И что, каждый день будет ее носить?! - вдруг, всполошился Вовка. - А если случайно на камень нажмет?

   - Нет, цепь не замкнется, - успокоил его Гусар, - уж поверь мне, как специалисту. Все сделано с поправкой на дурака. Система сработает, если все три условия совпадут по месту и времени. Нужно, чтобы Момоновец был у себя в кабинете, чтобы он подал голос, да и девчонка должна быть где-то поблизости, не далее двадцати метров.

   - Хорош, мужики, душу мотать, - рассердился Петрович, - Что, да как? Давай лучше о водке.

   - Давай, - согласился Гусар. - Я в последней командировке ящик "Андроповки" сдуру проспорил!

   - !!!

   Дождавшись уважительной тишины, рассказчик продолжил:

   Посылают меня в Архангельск. Контора у них на центральной улице, на дверях табличка для ненормальных: "Вход в КГБ". А есть ли оттуда выход и где он находится, - того не указано.

   Зашел вечерком к старому другу. Выпили, закусили. Потянуло на приключения.

   - Где тут у вас, - говорю, - самый съемный кабак?

   - В любой, - отвечает, - иди, не ошибешься! А вот "Юбилейный" обходи стороной. Там играет Резицкий - местная знаменитость. Контингент собирается весьма специфический: студентки, да мамины дочки. Приходят просто потанцевать, да послушать его музыку. Они никогда не снимаются и за столиком почти не сидят, так как все у эстрады толпятся.

   Зло меня разобрало:

   - Спорим, Димон, на сорок бутылок, что пойду в этот ваш "Юбилярный" и любую сниму, на которую пальцем ткнешь!

   - За сорок бутылок, - говорит корефан, - я и двух уведу. Ты попробуй так, за идею.

   - Нет, - говорю, - за идею не интересно. Только на пару ящиков.

   - Заметано! По рукам?

   Поспорили, причипурились, приходим. Не кабак, а чистый "Универсам": люди давят друг друга у сцены, как у пивного ларька. А приятель мой - та еще сволочь - вилкой в толпу тычет:

   - Видишь вон ту, рыжую, чуть в сторонке с подружкой отплясывает? Это дочь моего непосредственного начальника. Вперед!

   А девчушка - совсем ребенок. Пришлось поднимать руки.

   - Сдаюсь, - говорю, - гражданин провокатор, завтра же получите выигрыш.

   А он, гад, от смеха давится:

   - Самоотводы не принимаются! Ты вот что: в постель не ныряй, но присутствие обозначь. Тогда половину долга скощу! И сует мне в карман свой диктофон.

   Делать нечего, дожидаюсь танец помедленней и подхожу:

   - Разрешите вас пригласить?

   А она нос воротит. На мордахе сплошное сомнение: "Как бы, дядька, тебя приличней послать?"

   Забрасываю крючок:

   - Девушка, у вас глаза очень честные. Мне кажется, вам можно довериться.

   Она мне, сразу же, руки на плечи, но дистанцию держит. Бабы, - они существа любопытные. Если бы отказала, потом бы неделю мучилась: что ж ей сказать-то такое хотели?

   Приглашаю ее за столик - опасно, мол, могут подслушать. Приятель мой, как увидел, что мы вместе идем, враз испарился. Смотрю ей в глаза, наливаю бокал шампанского и шепотом говорю:

   - Мне на сутки где-то укрыться нужно.

   - Что с вами случилось? - в зеленых глазах испуг и тайное ожидание.

   А я уже в роль вошел, вежливо ее успокаиваю:

   - Не волнуйтесь, я никого не убил, не ограбил. Сегодня приехал из Ленинграда. Работал там, до недавнего времени в обкомовском мужском бардаке...

   Она как-то нервно хихикнула и строго спросила:

   - Не врете?

   - Ну что вы! - я вполне натурально обиделся. - Во властных структурах полно одиноких женщин. В силу своей занятости, им не до личного счастья. А мы, по задумке Романова, - главная составляющая их эффективной работы.

   - И что же вам там... не работалось?

   А ничего девчушка: ладненькая, смазливая. Юмор глубинный и очень едкий. То, что она подкалывает, я догадался разве что, по глазам. Но все равно свою партию гну:

   - Сейчас ведь борьба с привилегиями. Ополчились на нас, на спец магазины, на спец поликлиники. Журналисты что-то пронюхали. Ходят слухи, что кто-то из наших сотрудников обслуживал малолеток. В общем, скандал за скандалом и пока все утихнет...

   Честно сказать, я уже думал все, хана и второму ящику! Но тут эта пигалица что-то в умишке прикинула и быстренько взяла быка за рога:

   - Мне кажется, вам опасно оставаться на людях. Пойдемте ко мне, прямо сейчас. Папа в командировке, а мама на юге. Будет только через неделю. Вы меня здесь подождите. Я быстро, только за столик схожу расплачусь.