Прыжок леопарда

   Все, что осталось в бутылке, он высадил из горла. Закурил, потянулся за телефоном. Дело есть дело, нужно звонить Кривичу, уж он-то косяков не допустит. Если с Векшиным что-то случится, Антон разобьется, но приедет в Москву. Все остальное вторично!

   Мушкетов представил себе "Кривду", его холеные нервные руки и сплюнул от омерзения. Кривич был дознавателем, а по совместительству - палачом. Мало кто из конторских знал его должность и звание, а тем более - имя и отчество. Эти холеные руки навсегда убирали "своих". Чаще всего ─ за дело. Иногда - в интересах дела. Встретить Кривича в коридоре считалось дурной приметой, а в кабинете шефа - к чьей-то внезапной смерти.

   Мушкетов догадывался, что Кривда копает и под него тоже. Он даже собрал кое-какой компромат, пополняя его в ходе рабочих допросов с пристрастием. Как разведчик, как аналитик Кривич был никакой. Но в заплечных делах ему не было равных. Вот одна из последних новинок: обычный телефонный звонок.

   - Как дела, как здоровье?

   А накладкой проходит сигнал на отключение сердца - неслышимый, неразличимый. Такой же сигнал посылается мозгом в мгновение смерти.

   - Слава Богу, нормально, - успевает ответить клиент, а далее - долгий выдох с исходом души.

   Он все же заставил себя набрать этот номер. Где-то в дебрях подвала зазвенел телефон.

   - Вас слушают!

   Услышав тихий вкрадчивый голос, Мушкетов хрипло сказал:

   - Время пришло, действуй!

Глава 23

   ...В устоявшейся тишине глухо звякнул амбарный замок. Я вдавился в укромный угол прежде, чем задрайки успели выскочить из пазов - не придавили бы, дьяволы! Еле держась на ногах, поминутно натыкаясь на невидимые в темноте кастрюли, ящики и мешки, через высокий комингс кладовки перевалили две черные тени. Теряя равновесие, они неловко взмахивали руками, наверное, для того, чтобы в случае чего успеть ухватиться за узкий луч тусклого фонаря.

   От души отлегло: не только меня не заметили, но и друг друга, по-моему, различают весьма смутно.

   - Эй, электрон, Орелик, ты где? - я с облегчением идентифицировал посвистывающий шепот нашего повара. - Не можешь подключиться к береговому питанию - работай за него осветителем! А ну, отодвинь ту вон канистру. У меня, где-то сосиски еще оставались...

   - Я же тебе объяснил: когда на другой причал перетащат - сразу же подключусь. А здесь не могу: у меня кабель короткий, метража не хватило... А хлеба у тебя нигде не осталось?

   - Что ты мне в морду фонариком тычешь? Посмотри в бумажном мешке. Да не в том!

   - Ага, вроде нашел. А то, как Антон говорил, жрать хочется, как на убой.

   - Вот тебе и "на убой". Грохнули его - и концы в воду!

   - Он чувствовал. Последнее время был странный какой-то, как не от мира сего. Слышишь, Валентин, а давай вместе сходим в каюту за кабелем? А то одному вроде как страшно... как я без кабеля подключусь?

   Чтоб не спугнуть невиданную удачу, я на цыпочках покинул временное убежище. Спасибо вам, мужики! Своим появлением вы сэкономили для меня уйму времени!

   Пролетающие отблески света на мгновение ясно высветили камбузные часы. Они показывали двадцать часов и двенадцать минут. Медленное продвижение электрических огней за стеклами иллюминаторов смазывало до омерзения знакомую картину. По множеству косвенных признаков я с легкостью догадался, что наш СРТ перетягивается буксиром вдоль внешней стенки плавмастерской "Двина". Интересно, хватит ли у Жорки ума поискать меня на другой стороне залива? Здесь, где меня, похоже, похоронили. Вон как хорошо поминают!

   В тесном рабочем тамбуре я с ног до головы облачился в прорезиненный рыбацкий костюм, влез в высокие сапоги. В этой одежде все на одно лицо. Теперь, даже если по следу пустят собаку, она не отреагирует на меня: все забьет общий для этих мест неистребимый, всепроникающий рыбный дух.

   По крутому скользкому трапу я выбрался на промысловую палубу. Прислушался, осмотрелся. Вынул из прошлого свою спортивную сумку, натянул на глаза обгаженную чайками каску, перешагнул через леер и спрыгнул вниз на ребристое железо причала. Было тихо. Тускло светили огни. Теперь - только вперед! Пара минут форсажа - и там, на границе света и тьмы, начнется дорога к свободе: изнурительно долгий и очень крутой подъем, поросший густым перелеском. Разбитая грунтовка, ведущая к единственной в этих местах автостраде, осталась чуть ниже и далеко справа.

   Почти каждую осень я собирал здесь грибы, исходил все окрестные склоны вдоль и поперек, а теперь ничего не узнавал: ночь всегда резко меняет картины и расстояния. Переплетения веток то безвольно скользили по прорезиненной поверхности рокона, то мягко пружинили, а потом - резко стегали по спине, плечам и надвинутой на глаза каске. Я бежал, спотыкаясь о невидимые в темноте коряги и корневища деревьев, падая, поднимаясь и снова падая. Громоздкая спортивная сумка тоже цеплялась за все. И переброшенная через плечо, и притороченная за спиной и даже - с огромным трудом втиснутая за пазуху, она очень мешала. Разгоряченное тело под толстой резиной почти не дышало. Несмотря на ночную прохладу, я был мокрым, как мышь после рекордного марафона.