Прыжок леопарда

   Услышав мое "оба-на", Векшин с Устиновым тоже остановились, не торопясь, повернули назад. Убедившись, что это так, я еще раз прикинул все "за" и "против" и решительно шагнул в магазин.

   Девушка продавец встрепенулась и замерла. Кажется, она что-то сказала, но я не слышал. Я ничего не слышал, поскольку моих туфлей в ассортименте... не было. А надежде на чудо, я еще раз окинул взглядом стеллажи за ее спиной.

   Продавщица забеспокоилась, вышла из-за прилавка, с тревогой заглянула в мои глаза. Наверно подумала, что мне плохо. "Что с вами?" - читалось в немом вопросе.

   Я схватил ее за руку, вывел на улицу, ткнул указательным пальцем в главную часть витрины и громко сказал: "Во!"

   Девушка засмеялась. Из-под пушистых ресниц брызнули искорки света. И я с облегчением понял: не все потеряно.

   Она была очень мила, при талии, при фигуре. Там было за что подержаться, в чем я лично смог убедиться, когда мы протискивались сквозь узкую дверь магазина. Ну, еще бы! Только так и должна была выглядеть хозяйка столь замечательных туфель.

   Между нами установился контакт. Безо всякого чтения мыслей я с легкостью понимал, что она говорит, или хочет сказать; послушно присел на примерочный пуфик, к которому меня подвели и слегка подтолкнули, для ясности, в грудь. За такой очаровательной девушкой я готов был идти на край света, хоть в ихний французский ЗАГС.

   Продавщица скрылась в подсобке, а меня обуяли мечты. Представилось вдруг, как я возвращаюсь в Союз не с какою-то презренною "отоваркой", а с натуральной французской бабой, пусть худосочной, но зато очень милой и непосредственной. Да, это будет настоящий фурор! Челюсти у моих однокурсников, без сомнения, отпадут, замполит отделения с горя пойдет топиться в гальюнном бачке. А виза? - да черт с ней, с визой! Все равно, как сказал Юрий Дмитриевич Жуков, за границу я уже не ходок.

   Согласие (не согласие) своей будущей пассии на столь радикальные перемены в ее (нашей) судьбе мною в расчет не брались. Ну, какая, скажите, девушка, измордованная нелегким трудом в мире капитализма, не мечтает уехать туда, где все люди равны? Где человек человеку - друг, товарищ и брат?

   Устинов и Векшин курили на фоне витрины. Я видел их силуэты сквозь пары модельной обуви. Судя по жестам, они оживленно беседовали.

   А потом появилась она. Я несколько раз порывался встать, но нежная ручка властно легла на мое плечо: не беспокойся, мол, милый - все хорошо. И случилось, вдруг, то, чего я никак не мог ожидать. Неземное воздушное существо бухнулось на колени, обняло мою левую ногу и тонкие-тонкие пальчики забегали по шнуркам курсантских ботинок. Пунцовея лицом, я чувствовал дрожащей коленкой ее упругие груди. Стало так стыдно, что расхотелось жениться. Я с ужасом представлял, как ей станет нехорошо, когда обнажится казенный носок с огромной прорехой в районе большого пальца и в воздухе запахнет казармой. Но черт бы побрал этих французов! - она даже не отвернулась. Наоборот, с новыми силами принялась за правый шнурок. Время от времени она поднимала долу страдающие глаза и что-то ободряюще говорила. То ли мне, то ли себе.

   Вот она, - думал я, - кривая гримаса капитализма. Вот они люди, напрочь лишенные человеческого достоинства.

   Туфли немного жали. Это стало понятно, когда я поднялся с пуфика. Нога у меня подъемистая и каждую пару приходится долго разнашивать. Но еще раз пережить подобное унижение? - нет, это не для русского моряка.

   Бывшая моя ненаглядная по-прежнему пребывала внизу, в позе завзятой минетчицы. И в этот момент за спиной зазвонил колокольчик, открылась дверь, пропуская внутрь магазина моих ухмыляющихся попутчиков. Щеки у меня запылали. Я с силой схватил продавщицу под мышки, поднял и поставил на ноги. Память услужливо подсказала подходящее французское слово.

   - Бьен, - сказал я, глядя в глаза этого несчастного существа и скинул с ног злосчастные туфли. - Трэ бьен.

   Девушка упорхнула на свое рабочее место, занялась упаковкой товара, но контакта со мной не теряла. Время от времени она демонстрировала всякие разные мелочи: бархотку, тюбик с коричневым кремом, запасные съемные стельки. Сидя на примерочном пуфике, я прятал в ботинки свои носки, успевая при этом послушно кивать и говорить:

   - Бьен.

   С другой стороны прилавка пристроился Жорка Устинов. Векшин стоял в центре зала со скучным лицом и старательно изучал торговые стеллажи. Когда я поднялся на ноги, он ткнул в мою грудь указательным пальцем и скрипуче спросил:

   - Russian seaman?

   - Ноу, - ответил я с нарочитым нижегородским акцентом, - эмэрикэн рэйнджер! - и полез в карман за деньгами.