Прыжок леопарда

   Я очнулся в своей каюте в полном неведении. Ничего из ночных кошмаров не отпечаталось в памяти. Первым зашел Жуков.

   - Ну, что гусар? - сказал он с сожалением в голосе, - уж поверь моему опыту: в загранку ты теперь не ходок.

   - Да что хоть случилось? - от неожиданности я подпрыгнул в кровати.

   - Не надо, - поморщился капитан. - Не надо нарываться на комплименты.

   Вот те, блин и доброе утро!

   На исходе суток посеченный осколками лесовоз вошел в устье Роны. Оттуда - чередой судоходных шлюзов - к причалу французского порта Руан. Там нас уже ждал представитель посольства - моложавый атлет с ироничным прищуром зеленоватых глаз. Это и был Жорка. Или, как он тогда представился, Георгий Романович Устинов.

   Меня он допрашивал с особым пристрастием. Такого количества "объяснительных" я, наверно, не написал за всю свою предыдущую жизнь. Поминутно припомнил, где и в какой момент, находился в последние трое суток. Все это пришлось изложить на бумаге и скрепить своей подписью на каждой странице.

   Больше всего представителя Родины интересовало: откуда я знаю секретный код. Он задавал этот вопрос с какой-то зловещей периодичностью.

   Пришлось косить под испуганного простодушного дурачка. Ну, не мог же я прямо взять и сказать, что прочел эти цифры в памяти Векшина, когда на него надевали наручники.

   То, что Евгений Иванович - мой настоящий отец, я в то время еще не знал. Но этот мужик мне нравился. Не хотелось его подводить. Да и в загранку, как говорил Жуков, я теперь не ходок. Что мне?

   Когда дело дошло до угроз, в каюту вошел Векшин и в приказном порядке предложил Устинову "прогуляться по городу".

   - Этот пойдет с нами. Капитан разрешил, - добавил он исключительно для меня. - Тебе, молодой человек, всего три минуты на сборы. Завтра утром едем в Париж и я не хочу, чтобы ты своим препаскудным видом позорил советский флаг. Валюта имеется?

   Я хмуро кивнул головой и принялся натягивать на себя старые курсантские брюки. В кармане приятно зашелестели кровные тридцать франков, которые я успел получить у второго штурмана еще до прихода строгого следователя. Тем временем, Векшин собрал в аккуратную стопочку протоколы моих допросов, бегло перечитал и, со словами "потом объясню", начал палить их в бронзовой пепельнице.

   - У тебя какая оценка по русскому языку? - спросил он через плечо, не оборачиваясь.

   Устинов молчал. Он вообще не повел бровью.

   - Тебя, волосан, спрашивают! - рявкнул Евгений Иванович.

   - Четверка, - неохотно ответил я.

   - Оно и видно. Заруби себе на носу: тире после запятой ставится только в одном исключительном случае - если это прямая речь.

   ...Из "гражданки" в моем гардеробе имелись только трусы да футболка. Я ее опускал поверх брюк, чтобы прикрыть широкий флотский ремень. Ботинки были тоже курсантские, видавшие виду, но зато из настоящей кожи. Наверное, потому меня строго предупредили:

   - Будешь идти метрах в пятнадцати сзади. И смотри, никуда не сворачивай. А то еще люди подумают, что я тебя знаю, - ехидно сказал Жорка.

   Оно и понятно. Оба моих попутчика выглядели весьма презентабельно и мало чем отличались от местных аборигенов. Под острыми стрелками бежевых брюк - щегольские модельные туфли. Рубашечки, галстуки, пиджаки - все будто шитое на заказ. При ходьбе Векшин иногда опирался на фирменный зонт с изогнутой ручкой, но чаще держал его на изгибе левой руки. Лопотали они по-французски, не шарахались выезжающих из-под арок шикарных авто, не показывали указательным пальцем на местные достопримечательности. В общем, вели себя, как нерусские люди.

   О Руане я знал только то, что здесь сожгли Жанну д"Арк. Действо сие, согласно канонам средневековья, должно было происходить на достаточно людной площади, при наличии где-то поблизости кирхи, костела, собора, или иного культового сооружения, несущего в высшей точке католический крест.

   Франция не Россия. Здесь сильны пережитки прошлого, - думал я, окидывая глазами изломанный крышами горизонт. - Нужно искать крест, а площадь приложится.

  На грешной земле тоже было на что взглянуть. Мордашки молоденьких девушек сияли ненашенским шармом. При минимуме косметики, что надо подчеркнуто, что не надо - искусно сглажено. Улыбки, движения глаз - все наивысшего качества. Ниже я не смотрел, чтоб не расстраиваться - ничего выдающегося: ни сзади, ни спереди. Натуральные гладильные доски на обтянутых кожей ходулях, где самая толстая часть - коленки. Таких, в наших советских школах, освобождают от физкультуры. Я шел и от чистого сердца я жалел бедных француженок и французов. Внезапно мой взгляд споткнулся об витрину частного магазина, коих тут было немеряно.

   - Оба-на! - сказал я своим ногам и подошел поближе.

  Да, это были они: туфли на изящной платформе, коричневые, с благородным отливом. Именно так, в моем понимании, выглядят идеальные туфли. Не менее соблазнительной была и цифра на ценнике. Всего восемь франков! Я мысленно перевел валюту в рубли, помножил на десять. Получилось двести сорок рублей. Дороговато, но что поделаешь? - дом начинают строить с фундамента.