Пруд гиппопотамов

После того, как Эмерсон разразился бурей упрёков в адрес бедного Ибрагима (а затем извинился, поскольку в тот момент было преждевременно предполагать, что бедняга виноват), я настояла, чтобы мы успокоились и начали спокойно рассуждать. Проклятия Эмерсона разбудили Уолтера с Эвелиной, и мы отправились в комнату Рамзеса.

– Должно быть, он ушёл по собственной воле, – заметила я. – Нет признаков борьбы.

– Как ты можешь быть уверена? – процедил Эмерсон.

– Сложновато, – призналась я. – Его комната, как правило, вечно выглядит так, будто в ней происходила жестокая борьба. Однако ничего не перевёрнуто и не сломано. Похитители не могли унести обоих мальчиков, не повредив обстановку.

Первоначальное безумие Эмерсона сменилось ледяной яростью, что наводило ещё больший ужас.

– Однако они могли унести одного, – холодно отрезал он. – А с помощью небольшого количества хлороформа – и другого.

– Нет, Эмерсон! – воскликнула Эвелина. – Давид не предаст своих друзей!

– Ещё не известно, – так же тихо произнёс Эмерсон. – Если бы Рамзес ушёл добровольно, он бы уже вернулся. Но оставил бы записку, если бы ожидал, что задержится после того, как его отсутствие будет обнаружено. Вы уверены, что не пропустили такое сообщение?

Я и не пыталась остановить его, когда он начал искать – там, где я уже искала. Как хорошо я понимала необходимость действий любого рода, однако бесполезных! Он даже открыл коробку с надписью «ЛИЧНОЕ! ПРОШУ НЕ ПРИКАСАТЬСЯ!» Я никогда не исследовала содержимое этой коробки – не только из-за уверенности в том, что даже дети имеют право на свои маленькие секреты, но и из-за предположения, что там хранятся омерзительные сокровища (например, сухие кости и фрагменты мумий).

Когда Эмерсон выпрямился, он что-то держал. И застыл неподвижно, поворачивая этот предмет в руках.

Маленькая алебастровая головка была почти закончена. Эмерсон посмотрел на Нефрет, а затем снова на скульптуру.

– Давид? – спросил он.

– Да. Он сказал, что делает её для меня. – Я благоговейно коснулась пальцем округлых скул лица. – Она прекрасна, правда?

Эмерсон снова посмотрел на Нефрет.

– Точнее – крайне необычная. Это Нефрет и одновременно – Тетишери. Какое зрелище, какие чувства побудили его сотворить такое?

– Почему это тебя беспокоит? – удивилась я. – Работа просто замечательная, а Давид – талантливый художник.

– Это меня не беспокоит, – оборвал Эмерсон и быстро закрыл коробку. – У мальчика есть талант, бесспорно. Но талант не доказывает его невиновность.

– Я сказала Махмуду приготовить кофе, – произнесла я. – Предлагаю одеться и…

Нефрет, беспокойно метавшаяся по комнате, повернулась ко мне лицом.

– Кофе? Почему мы теряем время? Надо отправляться за ним!

– Куда? – спросила я. – Успокойся, Нефрет. Из-за преждевременных действий ничего нельзя получить, но многое можно потерять.

– Совершенно верно, – согласился Эмерсон. – Ты не можешь бегать по Гурнеху в ночной рубашке, Нефрет, твоя тётя Амелия никогда не допустит этого.

Я никогда не уделяю своему туалету излишнего времени без необходимости, но не думаю, что когда-либо одевалась так быстро, как в тот день. Эмерсон задержался лишь для того, чтобы добавить к брюкам, надетым ранее, рубашку и ботинки. Когда я поднялась на палубу, он и Нефрет уже были там.

Никогда (почти никогда) я не восхищалась моим дорогим Эмерсоном так сильно, как при виде этой трогательной картины. Нефрет опустилась на колени у его ног, лицо было поднято в немой мольбе, руки лежали в тёплых ладонях Эмерсона. Страх за сына бушевал внутри, но мой муж заставил его молчать, чтобы успокоить дочь. И добавлю, к бесконечному уважению, которое испытываю к нему: на лице играла обнадёживающая улыбка, а в голосе звучали насмешливые нотки:

– Милая, Рамзес постоянно так поступает. Без сомнения, он попал в очередную историю. Мы вытащим его, вот и всё.

– Вы не будете пытаться помешать мне помочь?

– Я рассчитываю на тебя.

Она была так взволнована, что не заметила моего присутствия, пока Эмерсон не посмотрел в мою сторону. Встав, она застенчиво улыбнулась.

– Я извиняюсь, тётя Амелия, если грубо говорила с вами. Вообще-то я не беспокоилась о Рамзесе. Просто разозлилась из-за его опрометчивости.

– Да, Нефрет, я знаю. Попробуй что-нибудь съесть.

Когда к нам присоединились младшие Эмерсоны, я заметила, что Эвелина захватила чёрный зонтик, а лицо Уолтера сильно раскраснелось. Они снова спорили, и не составляло труда догадаться, о чём. Однако первое замечание Уолтера не содержало ссылки на предмет их спора:

– Факты, похоже, указывают на то, что Рамзес отправился в одно из своих загадочных путешествий. Я не понимаю, как его могли унести, даже при попустительстве Давида, если Ибрагим не видел и не слышал похитителей.

– Не говоря уже о Бастет, – согласилась я, наливая кофе твёрдой рукой. – Она бы не стояла молча, пока кто-то бьёт Рамзеса по голове.

– Должно быть, она ушла с ним, – задумалась Нефрет. – Обычно она приходит ко мне в комнату после того, как Рамзес засыпает. Но сегодня утром её не было на моей кровати.