– Мы с мужем не имеем привычки публично обсуждать личные вопросы, сэр Эдвард. – Я смягчила невысказанный упрёк дружеской улыбкой и объяснением. – Мы решили очистить гробницу как можно быстрее, прежде чем грабители смогут добраться до неё. Работа оказалась бы относительно простой, если бы эта гробница была похожа на большинство других – полностью опустошённая, за исключением разных мелких предметов. Но сейчас... Обломки, которые вы видели, сэр Эдвард, – это остатки оригинальной могилы королевы. Деревянные части сгнили и развалились, изрядно перепутавшись между собой. Часть потолка, кажется, рухнула, раздавив другие предметы. Если мы переложим всё в корзины, любая надежда на восстановление оригинального убранства будет потеряна. А наше открытие уникально – первая, и, пожалуй, единственная королевская гробница, в которой содержится хотя бы часть оригинального оснащения. Было бы преступлением против египтологии игнорировать малейшую подсказку. Надлежащие процедуры потребуют не дней, а месяцев, если не лет.
– Да, понятно. Я слышал о дотошном соблюдении стандартов профессором. – Но брови сэра Эдварда по-прежнему хмурились.
– Будьте откровенны, сэр Эдвард, – призвала я. – Если вы не полностью понимаете, задавайте вопросы, и я уточню.
– Ну, тогда, мэм, с вашего разрешения, я буду откровенен. Что беспокоит профессора? Я знаю, что местные воры крадут всё, что смогут, но неужели он боится пёстрого сборища босоногих арабов?
Среди собравшихся пробежала волна негодования. Уолтер стремительно вскочил, сверкнув глазами, и Рамзес начал:
– Слово «боится», сэр, по отношению к моему отцу…
– Хватит, хватит, – прервала я, дав знак Уолтеру снова усесться. – Я считаю, что вопрос был выражением не оскорбления, а недоверия. Мой муж, сэр Эдвард, абсолютно бесстрашен – что касается его самого. Но сейчас мы имеем дело не с пёстрым сборищем босоногих арабов, а как минимум с двумя бандами безжалостных, хорошо организованных преступников.
Сэр Эдвард вытаращил глаза. Я продолжала объяснять (поскольку, как, возможно, понял Читатель, я приняла решение о новой стратегии, детали которой станут понятны по мере продвижения). Ошеломлённое выражение лица молодого человека сменилось проблесками разума, когда я упомянула Риччетти.
– Я слышал об этом типе, – признался он. – И несколько грязных историй, связанных с ним. Если он – один из причастных...
– Он возвращается. Прекращаем беседу, – перебила я, увидев возвращение Эмерсона.
Сэр Эдвард кивнул, едва успев бросить:
– Можете положиться на меня, миссис Эмерсон. Во всех отношениях и в любое время.
Эмерсон снова стал прежним: весёлым, восторженным и властным. И начал громогласно излагать инструкции.
– Мне нужна сотня фотографий этой комнаты, прежде чем мы прикоснёмся хоть к чему-нибудь. Нет, я не снял запрет на искусственное освещение, мы будем использовать отражатели. Я уже справлялся с подобным раньше при почти столь же сложных условиях. Необходимо, чтобы вы, сэр Эдвард, находились над саркофагом вместе со своим снаряжением. Немедленно возвращайтесь в Луксор и захватите побольше пластин, иначе вам не хватит. И побольше отражателей.
– Пусть он закончит ланч, Эмерсон, – вмешалась я. – Уже не нужно спешить.
– Спасибо, миссис Эмерсон, но я закончил. – Сэр Эдвард поднялся. – Простите, сэр, но если я могу спросить... Мне казалось, вы не хотите, чтобы кто-нибудь двигался в комнате. Я не понимаю, как достичь саркофага, не пробираясь сквозь обломки.
Эмерсон задумчиво смерил его взглядом.
– Как вы смотрите на трапецию[191]?
– Он пытается шутить, – объяснила я удивлённому молодому человеку.
– Я думал о возможностях, – спокойно продолжал Эмерсон. – И считаю, что мы можем установить пандус от дверного проёма до вершины саркофага. Вам следует быть осторожным, сэр Эдвард: если вы поскользнётесь и упадёте на мои древности, я убью вас.
– Да, сэр. Я вернусь, как только смогу, профессор.
Эмерсон, пожирая бутерброды с огурцом, махнул ему рукой. Эвелина, бросив взгляд на одинокую фигурку, сидевшую со скрещёнными ногами в тени, сказала:
– Я возьму ланч для Давида и посижу с ним.
– Приведи его сюда, – приказал Эмерсон.
– Но ты говорил… – начал Рамзес.
– Сейчас не осталось надежды сохранить этот секрет, – перебил Эмерсон. – Если бы мы действовали согласно первоначальному плану, то могли бы сохранить тайну в течение дня или около того, но наша предстоящая деятельность, несомненно, будет замечена. Я сам скажу мальчику – столько, сколько необходимо.
Рамзес вскочил.
– Я приведу его, тётя Эвелина.
Отдаю должное Эмерсону за бо́льшую хитрость, чем я ожидала от него. Он изложил Давиду дело таким образом, чтобы тот считал, будто является одним из немногих избранных, заслуживающих нашего доверия. Высказывания Эмерсона, хотя и малость витиеватые, были шедевром убедительной риторики:
– По-прежнему витает опасность, над тобой и над нами. Но прогони страх прочь. Я буду защищать тебя, как собственного сына. И ты будешь присматривать за ним – за своим братом и своим другом. Разве не так?