Proxy bellum

Несмотря на боевые действия в Ливонии и Финляндии с Францией и Великобританией дипломатические отношения Советский Союз не прерывал. Официально войны между этими странами не велось. И, в принципе, поддерживалась определенная игра в подобие приличий.

Вся планета была в курсе, что в Ливонии советские войска разгромили французские и английские. Но официально говорили о том, что Союз там побил армии Латвии, Литвы и Эстонии. Даже про добровольческие формирования никто официально не болтал лишнего. Разве что вскользь. Зачем? Кто желает и так все знает, а остальным тревожиться совсем ни к чему. Да и удобно это для формирования определенного общественного мнения, когда большой и сильный Союз бьет маленьких и слабых «прибалтийских тигров». Так что вся эта война велась в публичном поле очень забавно. Почти что вежливо и деликатно. На словах — одно, на деле — второе, в планах — третье. Словно классические войны Нового времени вроде войны за Испанское наследство или Австрийское. И какой-то явной ожесточенности в риторике не наблюдалось. Просто деликатное фехтование. Да, с заказными убийствами и терактами. Да с определенными пакостями на уровне диверсий. Но это и раньше случалось. Посему из общего образа вся эта грязь не выбивалась.

Получилось так почти что случайно.

Англичане и французы и хотели бы увлечься с грязной болтовней, да журналисты их, после чистки, ставшей широко известной в узких кругах, не рвались. Выводы все сделали правильные. И… найти журналиста, который готов был поливать Союз помоями оказалось крайне непростой задаче. А даже если такой появлялся, то коллеги по цеху сразу же ему на ушко докладывали обстоятельства. После чего он тут же сдувался. Ведь деньги деньгами. А жизнь жизнью. И поверить в то, что правительство Франции или Великобритании станет очень уж дорожить жизнью каждого отдельного журналиста никто из них не мог. Да и не пытался, ибо это даже звучало абсурдно.

Оттого и буксовала привычная уже английская да французская истерика, которые в своем обыкновении раздували с XIX века. Союз же этим делом заниматься и не пытался. Зачем? Клеймить в чем-то противников глупо во время войны. Ну поорешь. Ну покидаешься фекалиями. Но потом ведь война закончится. А ничто не может идти вечно. И ты пойдешь с этими противниками торговать или еще как-то сотрудничать. С теми самыми, кого ты совсем недавно клеймил и смешивал с грязью. И как ты после этого будешь выглядеть? Правильно. Глупо. Очень глупо. Как дерьмо. А репутация такая штука, что ее легко потерять и сложно заработать.

Расчеловечивать врага и нагнетать имеет смысл только в двух случаях. Или ты понимаешь, что «потом» для тебя не будет и, проигрывая ты пытаешься как можно сильнее хлопнуть дверью. То есть, «уходя гасите всех». Или идет тотальная война на уничтожение тебя, и тебе нужно мобилизовать все что только можно. Во всех остальных случаях — это тупик. Более того — прекрасный способ самому себе подложить свинью… грязную, вонючую свинью…

И в данном случае не было ни того, ни другого.

Да, англичане и французы хотели провести государственный переворот в Союзе. С тем, чтобы свергнуть Фрунзе. Да, они стремились к расколу и ослаблению страны. Но в этом цель войны мало чем отличалась от аналогичной войны между Вилларибо и Виллабаджо в каком-нибудь 16 или 18 веках. И никто не хотел именно что физического уничтожения населения для освобождения так сказать жизненного пространства. Из-за чего подобные войны и не носили характера явного и системного ожесточения. Во всяком случае — несравнимо ни с первой, ни со второй Мировыми войнами.

И это хорошо. И это правильно.

Почему?

Так ведь война — это продолжение политики иными средствами. А политика — это искусство управления. Управление чем? Правильно, хозяйством. То есть, экономикой. Вот и получается, что война — это просто акт хозяйственной деятельности. Конечно, если ты дурак или под веществами, то да, можешь увлекаться всякими глупостями. Но вообще то война — это способ решения хозяйственных задач силовым путем. Не больше и не меньше.

И Фрунзе это понимал отчетливо.

Поэтому и не стремился раздувать пустую волну всеобщей истерии и ненависти, хотя и мог. Дурное дело, как известно, то нехитрое. Другой вопрос, что ударить по тылам неприятеля через дискредитацию личностей в администрации было и интересно, и полезно, и выгодно.

Ради чего этот процесс и затевался.

Михаил Васильевич мог давно закрыть всю эту историю, просто проведя всех задержанных через закрытые слушания. И тихо расстреляв. Ибо было за что. А приличную часть мог бы и по несколько раз расстрелять, если бы в реальности существовали некроманты и осужденных можно было воскрешать после казни.

Но нет.

Он не спешил.

И расследование продолжалось.

Дела росли.

Дела срастались-объединялись. И формировались в нечто поистине грандиозное…

И вот — первый день публичного слушания. В зале суда масса журналистов со всего света. Идет запись на кинопленку. Идет радиовещание. Прямое.

Причем не только на территорию Союза, но и за его пределы.

Зачем?