— Чужого огня не будет.
— Да вы что? Что же пылает?
Участковый только глазами моргал.
— Неужели бандиты избу подпалили?
— Всего ждать можно. Звери!
Я заколотил по кабине что было сил. Грузовик резко сбавил бег, шофёр высунулся к нам.
— Чего барабаните? Трясёт?
— Сигналь, не переставая! — заорал я ему. — Сигналь во всю мощь!
Он всё понял, и в уши нам ударил рёв автомобильного клаксона.
— Хорошо, — одобрил участковый и повернулся к дружинникам, трясшимся в кузове. — Николай! Сергеич! Палите вверх! Пусть слышат.
Со стороны теперь это выглядело внушительно: наш грузовик мчался по степи, вспарывая глушь и тьму не только светом и воем сирены, но и грохотом беспорядочной стрельбы. От нас шарахалось всё, что имело глаза и уши, но я молил все добрые силы на свете лишь об одном — донеслось бы это до тех, кому предназначалось! Ради этого я час назад мучился до беспамятства, наматывая километры по степи, бил стёкла в окнах первого дома деревни, созывая народ. Я сделал всё, что от меня зависело, и вдруг вот этот огонь!.. Меня пугал этот огонь. Кроме избы, там гореть нечему. Но что же тогда с Дедом и Ёлкиным?!
Грузовик уже приблизился настолько, что стали различимы тёмные фигуры, мечущиеся и убегающие в темноту от полыхающей избы.
— Не уйдёте, гады! — я выпрыгнул из кузова, не дожидаясь, когда грузовик остановится, меня перевернуло несколько раз, но не чувствуя боли, я рванулся в избу, и был отброшен назад выстрелившим мне в лицо залпом огненных искр. Внутри избы что-то тяжко заскрежетало и ухнули, обрушиваясь, стены. Спасая, кто-то схватил меня за куртку и рванул назад; вместе с участковым мы упали на землю.
— Сгоришь! Куда?
— Дед! Дед там! — вырывался я от него.
— Поздно.
Я ткнулся лицом в землю и, не в силах сдерживаться, зарыдал. Всё кончилось для меня. Всё перестало существовать. Зачем я его послушался? Будь нас трое, мы продержались бы до утра. А днём ещё неизвестно, чем дело бы обернулось…
Кто-то затряс меня за плечо. Я не реагировал, только крепче сжимал плечи. Настойчивая рука взъерошила волосы на моей голове.
— Ты чего это меня хоронишь? — услышал я знакомый голос.
У меня ёкнуло сердце, я перевернулся на спину, вытаращил глаза. Надо мной стоял человек с ружьём, узнать в котором Деда было непросто, обычно безупречная одежда на нём была изрядно помята, черна от сажи и грязи, местами изодрана, а куртка отсутствовала совсем. Калимуллаев кричал что-то своим помощникам и опять у него половина слов звучала на казахском языке. Подхватив под руки, дружинники вдалеке волочили Ёлкина, ноги археолога безжизненно бороздили землю.
— Что с ним? — не поверил я своим глазам.
— Жив, борода, — не то морщился, не то улыбался Дед. — Он у нас, считай, подвиг совершил.
— Егор Тимофеевич — герой, — кивал головой участковый. — Ему любой бандит нипочём.
— Машину их взорвал, — Дед присел ко мне, заглянул в глаза. — Егор Тимофеевич одним выстрелом машину их на воздух запустил. Вот они и озверели. Нас в избе спалить задумали. А так бы ничего… Ты-то как?
Он взял мою руку в свою:
— Что, сынок, плохо?
— Куртка ваша? — спросил я.
— Чего?
— Куртку где-то забыли?
— Куртка? А шут с ней… Новую купим, — Дед совсем повеселел и, отбросив ружьё в сторону, уселся рядом со мной. — Куртка в избе осталась. А мы выбрались.
— Карта! — подбросило меня с земли. — Карта в куртке была!
Дед поджал губы, помолчал, наблюдая за Ёлкиным: археолога всё-таки пришлось уложить на землю, тяжел он был для двух дружинников, а сам на ногах не держался.
— Ну что карта? Егор Тимофеевич-то уцелел, слава богу, он и без карты, что хочешь, отыщет.
Сколько лет прошло…
Нам с Яшкой так и не суждено было стать важняками, как Дед. Меня по распределению забросило в Мурманск, и я застрял судьёй в военном трибунале. Яшка вообще бросил институт, всерьёз увлёкся живописью, способности открылись, может, под влиянием Анастасии. У него получалось. Недавно он был приглашён в Италию с выставкой своих картин.
А тут на днях разбудил меня поутру телефонный звонок.
— Слушай! — кричал в трубку радостный прежний голос. — Ты там не только солнца вдоволь не видишь. Приезжай к нам. В Рим золото привезли из Астрахани.
— Хватит врать… Какое золото?
— Сарматов. Которое вы с Дедом из рук упустили. В музее Палаццо-Венеция выставка раскопок астраханской экспедиции[18].
— Ёлкин! Нашёл всё-таки! Не зря он клялся, ёлы-палы.
— Какой там. Без Ёлкина вашего обошлись. Работяги экскаватором земляные работы вели и ковшом сокровища сарматского вождя выволокли на божий свет. Золота пуда два набралось. Находка века!
— Чудеса! А я и забыл уже.
— Вот так и в жизни. Кто-то убивается, а дуракам везёт.
— Ты, как всегда, скор на язык. Как Анастасия?
— Привет тебе передаёт. Опять она у меня беременная. Ещё одного детёныша ждём.
— Молодцы! Поздравляю! Как назвать думаете?
— Иваном.
— Иваном?.. Как Деда, значит… Кстати, как он?
— А ты не знаешь? Нет Деда… Похоронили мы его недавно…