«Это он вроде так извинялся, — понял я. — Ну, конечно, моё место молчать и слушать, я — пешка, что я и сделал послушно, хотя обида заедала, — до последнего Дед крепился, обходился без меня и намёка не подавал про свои тайны. А теперь вот…»
— Припёрло? — подсказал я.
— Угу, — он зорче на меня взглянул. — Требухин, а среди их компании — «Требуха», случайно в их команду попал. Он не уголовник, про раскопки услыхал лет пять назад и ошиваться там стал, золото мечтал на халяву, как у них выражаются, добыть. Князь его к рукам и прибрал, а когда у них начало что-то получаться и даже карта эта появилась, Князь решил его убрать. Но Требухин ловчее оказался. Его обвинили в убийстве, и нашему Кирьяну… Спиридоновичу досталось это дело расследовать. Теперь уже в живых нет никого из этой троицы, но золото им всем не только глаза застило, но и погубило. Кирьян этой картой завладел, а когда Мигульский начал подозревать неладное, дело у него решил забрать и мне поручить следствие. Егоров, чуя неминуемый крах, на подлость отважился, устроил поджог в прокуратуре, а дело то уничтожил; выглядело так, что оно в огне погибло и все следы, как говорится…
— А мне, значит, выпало его искать? — буркнул я.
— Но Кирьян на этом не успокоился. Надо было срочно устранять Требухина. Не думал, что Егоров на такую крайность способен, а вот поди ж ты… Подозрения были, но, сам понимаешь, масса косвенных доказательств никогда не образуют хотя бы одно прямое.
— И вы решили Требухина выпустить, как приманку.
— Не совсем так. Оперативникам не терпелось, конечно, попробовать эту наживку. А тут совпало со смертью его матери.
— Князь её грохнул?
— Вряд ли… Нет. Князь на такие хитрости не горазд. Но Кирьян и здесь руку приложил. С утра, когда труп бросили, он организовал мой вызов в облпрокуратуру.
— А с нами, значит?..
— А с вами дурака валял. Алиби себе создавал. Но просчитался. Интеллигент тот, которого ты за графа Монте-Кристо принял, его раскусил, и Егоров оказался на люстре.
— А ворона та?
— Подружка Князя. Но теперь, похоже, она на графа этого работает. Угробила бы меня тогда таблетками, как пить дать. Не удалось им. Вы с Яшкой их спугнули.
— Зато теперь их верх, — досказал я за Деда. — Крышка нам. Этот интеллигент вшивый сюда прикатил не только за картой, но и болтики на крышке закрутить. Всё отрепетировал. Проследили, как мы сюда припёрлись. Окружили. Акцию с сараем устрашающую организовали. Теперь время и ему самому явиться.
— Поживём — увидим, — сжал губы Дед.
— Отдадите карту?
— А какой смысл? — Дед на меня взглянул как первый раз, ну прямо грач на пашне, не переменился за это время. — Ты же сам говоришь, что это его не остановит.
— Это что ж тогда? — от этих его слов я тоже, наверное, на Ёлкина стал похожим.
— Будем драться, — спокойно ответил Дед и от меня отвернулся, как забыл. — Вон, Егор Тимофеевич мне ружьишко несёт и патронташик. Постреляем ещё. Помнится, под Прагой у нас с Виктором пушчонка была, с этим оружием её не сравнить, но и бандитов-то с десяток не наберётся со всеми их графьями сраными. А, Егор Тимофеевич?
Дед принял от археолога ружьё, повертел в руках (оно было одноствольным, но на вид вполне добротным), зарядил и резко выстрелил вверх. Я даже отшатнулся от неожиданности, а он, воспользовавшись моей растерянностью, у меня двустволку выхватил и сунул мне свой ствол.
— Это что же? — очухался я.
— Мне двустволка здесь нужнее, — сказал Дед.
— Я не понял, — завертел я его ружьё в руках. — Я вроде его уже обстрелял…
— Как, Егор Тимофеевич? — Дед улыбнулся и толкнул плечом археолога. — Не против, если Владислав нам второе своё достоинство продемонстрирует?
— Что? — вытаращил глаза бородач.
— Ну как? Со стрельбой, ты мне рассказал, у него всё в порядке, бутылку с одного выстрела, как по мишени. Теперь поглядим, как он бегает.
Ёлкин слабо соображал, зато я всё понял и потянулся за своим ружьём к Деду.
— Я не согласен. Мне и бегать не надо. Втроём мы их!..
— Их ещё надо и задержать, — подмигнул нам обоим, как в ни в чём ни бывало Дед, — а втроём вряд ли нам это удастся. Справимся без Владислава, Егор Тимофеевич? Пусть по свежему воздуху сгоняет до деревни?
— Мне что? Пусть бежит. Калимуллаева подымет.
— Вот! Калимуллаев нас и выручит, — совсем развеселился Дед. — Значит, договорились?
Я понял: участь моя была решена.
Этот Толгат Хаматович и так по-русски с трудом выговаривал, а в спешке, в волнении да ещё от езды, когда трясло, будто на отбойном молотке верхом, орал совсем что-то дикое и невразумительное. Я, вцепившись в борт кузова, глаза пялил в том направлении, куда он рукой тыкал для убедительности, но там, где заканчивался свет фар нашего мчавшегося грузовика, громоздилась стена тьмы, и я злился на участкового: чего он мне душу травит? Наконец до него дошло, что надрывается он по-казахски, спохватившись, Калимуллаев хлопнул себя по лбу от досады:
— Влево мал-мал гляди!
— Чего там? Не вижу.
— Экспедиция близко. Огонь там.
— Откуда огню? Где?
— Вон! Левее нас. Горит что-то.
— Не вижу.
— Фары слепят. Шибче гляди.
— А что? Подъезжаем? Быстро вроде…