Провокатор

Город уже проснулся, во всяком случае, ранние молочники и зеленщики уже покинули улицы, им на смену пришел спешащий на работу люд. Открывались лавки и магазины, кое-где уже сколачивали леса для ремонта, в паре мест публика матерно переругивалась с ломовиками, перегородившими проход телегами с кирпичом.

В Столешниковом на меня буквально выпала из подъезда крепкая, как дуб, фигура Гиляровского – он было помчался куда-то за репортажем, но, увидев меня, позабыл все дела.

– Михал Дмитрич! Здравствуйте!

– Доброе утро, Владимир Алексеевич! – я приподнял картуз, сшитый по моим наброскам из той же ткани, что и френч.

– Который день вас ищу, как там аппараты?

– Все в работе, на заводе говорят, что должны закончить через неделю.

Тренажеры и тяжести для Гимнастического общества, в котором Гиляровский был кем-то вроде почетного председателя, я по привычке заказал на заводе Бари, поскольку мог контролировать процесс и вносить поправки по ходу дела. И будет наше РГО самым продвинутым в мире, я хоть и запатентовал все, что смог вспомнить по части дрыгоножества и рукомашества, но западные партнеры что-то не торопились. Ну и черт с ними, сами качаться будем, пусть потом локти кусают.

– Отлично, Михал Дмитрич, отлично! – довольно прогудел дядя Гиляй, потряс мне руку, чуть не сплющив ее, и унесся по своим делам.

На Каланчевке собралась изрядная пробка – десятки подвод ждали открытия шлагбаума на переезде, поскольку путепровода еще не построили. Не было и классических двух из «трех вокзалов» – вместо Казанского стоял одноэтажный с башенкой над входом павильон Московско-Рязанской дороги, вместо Ярославского – тоже небольшой, но хотя бы двухэтажный и с часами вокзал Московско-Ярославско-Архангельский. Так что Федору Шехтелю и Алексею Щусеву еще предстоит создать законченный ансамбль, пока же из знакомого мне на площади были лишь Николаевский вокзал, заблаговременно построенный Тоном, вечная суматоха сотен приезжающих и уезжающих и железнодорожные ароматы угольного дыма и креазота, пропитавшие все вокруг.

Навстречу валили пассажиры третьего и четвертого класса – начинался строительный сезон, и в город на заработки двинулись толпы мужиков. Кто-то сразу попадал в лапы к знакомым подрядчикам, потеряшки толкались на площади в ожидании опаздывающего нанимателя, все это очень напоминало наших таджиков на выездах из Москвы.

Лавируя среди понаехавших, я прошел к кассам, купил перронный билет и отправился встречать питерский поезд. Вагоны первого класса шли сразу за паровозом, вернее, за почтовым и багажным вагонами, из открытого тамбура, не дожидаясь полной остановки и невзирая на окрики обер-кондуктора (не сильно-то и сердитые – поди, покричи на путейского инженера с тремя звездочками на погоне), спрыгнул Собко и помчался ко мне.

– Приняли, Миша! Приняли! – здоровенный путеец чуть не сшиб меня с ног, сгреб в охапку и даже оторвал от платформы.

Стоявший тут же жандарм неодобрительно крякнул, но три звездочки – это три звездочки, и потому всего лишь огладил усы и отвернулся. Радостно возбужденный Василий Петрович попытался изложить всю свою эпопею тут же, не отходя от вагона, но я как-то сумел направить брызжущую из него энергию в более конструктивном направлении.

– Ты завтракал? Нет? Пойдем, поешь, там все и расскажешь.

Собко распорядился насчет багажа и, чуть ли не подпрыгивая, отправился со мной в вокзальный буфет первого класса. Причина такой экзальтации вполне просчитывалась – приняли либо сцепку, либо путеукладчик. Как оказалось, второе. Хилков подал наш проект Витте, тот ознакомился, несколько месяцев думал, видимо, соображая, где на этом можно заработать, но в конце концов распорядился строить сразу два путеукладчика, первый в Москве, где за ним будет надзирать Собко, второй в Новониколаевске.

– Нет, ну как все хорошо идет! – радовался за завтраком путеец. – Линию Красноярск-Иркутск открыли, мост через Енисей достроили и ввели в работу, наш путеукладчик приняли! Прогресс, Миша, прогресс! И не только у нас – ты погляди вокруг! Какие грандиозные успехи в науках! Французский физик Пьер Кюри зимой выделил необыкновеннейший элемент – радий! Английский химик Вильям Рамзай летом открыл несколько инертных газов – неон, ксенон и еще один, не помню как!

А вот это интересно. Если есть неон, то должны быть неоновые трубки, а это светящиеся вывески, уличная реклама и золотое дно, если вовремя запатентовать, вся Америка весь XX век сияет именно неоном. И есть Лебедев, который точно сможет сделать «полезный образец». Вот и отлично, пусть отчисления из Штатов финансируют нашу физику, да и мне немножко достанется.

А Собко все не унимался. Он вспомнил и про новейшее лекарство аспирин, только что выпущенное немецкой фирмой Бауэр, и про двигатель Дизеля, и про открытый в прошлом году электрон, и открытый только что спутник Юпитера…

– Нет, Миша, прогресс – это великолепно! Даже такая страшная штука, как пулемет, ведь с его появлением война становится бессмысленной!