Проводник смерти

- Да нужны вы мне, - морщась, ответил Илларион. - От вас ничего утаивать не надо, вы же у себя под носом ни черта не видите... Что, обидно? А мне не обидно? Что ты меня колешь, как урку? С чего ты взял, что я что-то знаю? Я обещал тебе осмотреться и подумать, но это же не повод для того, чтобы включать меня в список подозреваемых!

- Еще какой повод, - заверил его Сорокин. - Ладно, дело твое. Не хочешь помогать - иди к черту, не мешай работать. Кофе будешь?

- Не хочу я твоего кофе, - буркнул Илларион. - Ишь, раскричался. Работать ему мешают..

- Вот именно, - подтвердил Сорокин, яростным росчерком шариковой ручки подписывая пропуск. - И перестань путаться под ногами!

- Не понял, - оскорбленным тоном сказал Илларион. Он никогда еще не видел Сорокина таким обозленным, но продолжал дразнить его, поскольку тот настаивал на серьезном разговоре, к которому Илларион не был готов.

- Ты все прекрасно понял, - сухо сказал Сорокин. - Куда бы я ни посмотрел, ты повсюду торчишь, как шило из мешка. Вот твой пропуск и не попадайся мне на глаза, пока я не остыну.

- Последний вопрос, полковник, - снова вставая, спросил Забродов. Если Кареева убили случайно, зачем ты оставил возле его квартиры засаду?

- Ты уйдешь сам или мне вызвать конвой? - не поднимая взгляда от стола, спросил Сорокин.

Спустившись с крыльца управления, Илларион прошагал около квартала и зашел в небольшое кафе, уже открытое в этот ранний для подобных забегаловок час.

Он заказал двойной кофе и долго сидел над чашкой, глядя в окно остановившимся взглядом. Теперь он вспомнил, где видел зажигалку, которая теперь наверняка лежала в кармане у Игоря Тарасова.

Забродов был уверен, что второй такой нет во всей Москве. Это была уникальная вещица ручной работы, подобную которой можно встретить только в музее: добротная зажигалка, была выполнена из стреляной гильзы от немецкого пулемета "МГ-34" и до недавнего времени принадлежала найденному мертвым в своей квартире на двенадцатом этаже журналисту Андрею Карееву.

И - Илларион это твердо знал - во всей Москве был только один человек, способный взобраться на двенадцатый этаж и добыть эту зажигалку, не свернув себе при этом шею. Ему было о чем подумать. Например, его очень интересовало, что он скажет Татьяне.

О том, что он скажет Игорю Тарасову, Забродов старался вообще не думать.

Глава 16

Ближе к полудню небо затянуло тучами, мороз спал, и снова пошел снег на этот раз мелкий, кристаллический, моментально выбеливший газоны, обочины и дворы, не говоря уже о крышах.

Илларион спустился во двор, притворяясь, что не замечает жжения в глазах - ночь, проведенная на нарах, давала о себе знать, и Забродов в который уже раз с грустью подумал о том, что начинает стареть.

Заехав домой переодеться, он обнаружил, что Татьяна спит, свернувшись калачиком на диване и уронив на пол книгу, которую читала, коротая время. Это был неожиданный подарок судьбы: точно зная, что трудного разговора не избежать, Илларион не стремился ускорять события, до последнего сохраняя хрупкую иллюзию мира и спокойствия.

Двигаясь с бесшумной легкостью профессионального разведчика, он сменил мятый вечерний костюм на линялый камуфляж и утепленный армейский бушлат, затянул на лодыжках шнурки американских саперных ботинок и секунду постоял возле письменного стола, соображая, брать ли с собой револьвер. В конце концов он решил, что оружие ему не понадобится, написал Татьяне записку, в которой обещал вернуться к обеду, и бесшумно выскользнул из квартиры.

Оказавшись во дворе, он первым делом закурил, разгоняя клубившуюся в голове сонную муть. Припорошенный снегом "лендровер" стоял на своем обычном месте, уставившись обрубленным рылом в жерло узкой арки, за которой шумела Малая Грузинская. Илларион подошел к машине и зачем-то пнул носком ботинка передний скат.

Собрав на капоте горсть снега, он приложил его к пылающему виску и подумал, что начинает тянуть время. Он невесело усмехнулся: не было ничего удивительного в том, что он не торопился приступать к делу, которое не сулило ничего, кроме неприятностей.

Он уронил окурок под ноги и по привычке растер его подошвой, хотя пожара здесь, в царстве мокрого асфальта и отсыревшей штукатурки, можно было не опасаться. Все способы оттянуть время закончились, и Илларион взялся за ручку передней дверцы. Нужно было ехать, и только сам Забродов знал, как ему этого не хотелось.

Он забрался на водительское сиденье и включил зажигание, бросив полный надежды взгляд на указатель расхода топлива: а вдруг бензин на нуле, и нужно смотаться на заправку? Это был уже сущий детский сад, тем более, что вчера по дороге к Татьяне он залил полный бак и прекрасно об этом помнил. Бак действительно был почти полон, бензин не испарился, не вытек и не был украден неизвестными злоумышленниками.

- Надо ехать, старичок, - пожаловался Илларион "лендроверу". - Давно пора ехать, но если бы ты знал, как не хочется!

Он повернул ключ, запуская стартер Двигатель с ревом ожил и заработал, как всегда, ровно и мощно.

- Эх, ты, - сказал Илларион машине и выжал сцепление.