Узнать что-то сенсационное от своего нового друга я не смог, да и не сильно пытался. После первых же бесед, я понял, что он просто ребёнок, и знает, и понимает ровно столько, сколько обычный живой ребёнок. На самом деле, и бесед то было не много, был просто контакт, было его присутствие, не знаю, не могу этого в точности передать. Но, мне кажется, я смог ощутить то беспросветное одиночество и безысходность, в котором он пребывал долгие годы.
И вот, однажды… Я не услышал его, как обычно, я не ощутил его присутствие, как было раньше, я, вдруг, почувствовал его рядом, словно живого человека. Я почувствовал его детское тело рядом с собой, я явно услышал, как гулко бьётся его сердце, а в своей руке ощутил его тёплую ладошку. Это было прощание, он ушёл. В доме, в одночасье, стало пусто.
Позже я узнал, что в саду, рядом с домом похоронены трое детей, среди которых был и мальчик лет десяти. Они умерли в голодовку 30-х в один день. Почему тот мальчик не смог уйти, почему остался здесь, застряв между мирами – не знаю. Знаю лишь то, что я помог ему. Знаю ещё и то, что таких застрявших много.
Прошло уже несколько лет. К визитёрам я теперь привычен, но тот первый опыт, конечно же, был самым ярким и впечатляющим. И да, теперь я ПРОВОДНИК. Как это работает? Не спрашивай, не отвечу. Я не знаю…
До границы и паспортного контроля оставалось часа три, а там уже и утро. Уставшими были оба, потому, легли спать. Я, под впечатлением услышанного долго ворочался, но, наконец, усталость взяла своё, и я уснул. Кажется, проспал всего несколько минут, как разбудил стук в дверь. Я подхватился, в дверь заглядывал проводник.
– Что граница уже? – спросил я, ища в кармане куртки паспорт.
– А, да не. До границы ещё два часа, – жизнерадостно сообщил проводник, – Я это, сдачу вам принёс с постели, во, – он высыпал на стол мелочь и ушёл, тихонько, чтоб никого не разбудить, притворив дверь.
В ту ночь я больше не спал.