Прошло два месяца, прежде чем он снова объявился. Он приходил, топтался у кровати, толкал или похлопывал, как и прежде. И я теперь, избавившись от парализующего ужаса, явно видел, он пытается достучаться до меня, а я, в свою очередь, пытался заговорить с ним. Однажды, на мой повторяющийся вопрос: – Кто ты? Что тебе нужно? – я, наконец, услышал его. Говорить он стал вдруг сразу и много, вот только разобрать я ничего не мог. Это было похоже то на невнятное бормотание, то на всхлипы, то на пластинку, запущенную наоборот. Он тоже понял, что его усилия пропадают даром, остановился на какое-то мгновение, а затем, передо мной возник лист бумаги и на нем печатными буквами стал проявляться текст. Позже, с другими визитёрами, часто повторялась такая же ситуация: первая попытка контакта оканчивается полным непониманием, неспособностью разобрать, услышать, понять. Лишь, на второй, третий раз, налаживается контакт. Чаще всего срабатывает образ листа с текстом – как ключ, и затем, ты настраиваешься на одну частоту с визитёром, и начинаешь слышать, понимать и видеть. Так было и в тот раз.
На бумаге я прочитал его имя.
– Зачем ты здесь? – Спрашивал я.
– Ты проводник, – читал проявившийся текст.
Что такое «проводник» в его понимании, я так и не смог выяснить. Я спрашивал – давно ли он здесь. Он отвечал, что давно, но вопрос о времени остался без ответа. Рассказал, что родители его умерли, а он остался, и теперь живёт здесь один. Я спрашивал – в каком мире он живёт, и он ответил:
– Мужики, вот журнальчики ваши, спасибо, – искренне улыбался нам проводник из дверей…
В тот момент я позавидовал выдержке и спокойствию своего попутчика, потому что у меня уже чуть искры из глаз не сыпались. Но, проводник в очередной раз исчез (на долго ли), и повествование продолжилось.
Он ответил:
– Пойдём, покажу.
Я согласился, и в тот же миг очутился на большой остеклённой веранде со старыми деревянными рамами. А рядом со мной стоял ребёнок… Мальчик лет десяти, примерно.
За окнами я разглядел немощёную улицу и дворы вдоль неё со старыми деревянными заборами и неухоженными домами. Нигде ни души, ни звука. Чёрные голые деревья дополняли серый безжизненный пейзаж. Кажется, здесь поздняя осень, и от того такая мрачность, но, я подумал, что, наверное, вот так бы выглядел мир, помещенный в безвременье.