Провинциалы

— Я звал тебя! — разразился криком мужчина. — Какого черта ты здесь сидишь?! — Он бросил плеер на пол и растоптал его ногой.

Константин опустил глаза. Микросхемы и пластик лежали на грязном линолеуме. Увидев их, он понял, что его единственное спасение только что было уничтожено. Мальчик не смог сдержаться и заплакал. Никогда прежде он не делал этого на глазах у других. Он плакал и ненавидел себя за это. Но, увидев его слезы, мужчина разозлился еще сильнее.

— Не смей плакать! — произнес он, задыхаясь от злости.

Но мальчик не мог успокоиться. Он прикрыл лицо руками и вдруг почувствовал сильный удар, от которого у него потемнело в глазах. Прежде Константина никогда не били по лицу. И как только он успел понять, что случилось, мужчина ударил его снова. Мальчик оцепенел. Он вдруг понял, что прямо сейчас сожитель матери может забить его насмерть на этой кухне и никто не придет ему на помощь, потому что соседи так привыкли к крикам, раздававшимся из этой квартиры, что уже не обращали на них внимания. Его сковало чувство совершенной беспомощности.

Удар в живот оказался куда больнее первых двух. Дыхание сбилось, и Константин начал впадать в панику, не в силах заглотить хоть немного воздуха. Затем снова последовал удар в лицо, который заставил его вернуться к реальности. Когда Константин залез под стол, мужчина больше не смог до него дотянуться. Закончив расправу, он спокойно вышел из кухни, велев мальчику сходить за бутылкой крепкого пива.

Увидев синяки на лице Константина, мать не сказала ни слова. В школе тоже никто не придал этому значения. Учителя знали, что мальчик растет в неблагополучных условиях, многие даже сочувствовали ему, но никто ничего не предпринимал, поскольку это требовало большего внимания, чем они готовы были уделять своим ученикам. Когда сожитель матери понял, что последствий за его действия не будет, избиения стали нормой. Константину пришлось научиться жить в постоянном страхе расправы, с пониманием того, что ему никто не поможет.

В шестнадцать лет он убежал из дома. Сперва жил у своих друзей, которые пускали его переночевать, придумывая для родителей различные предлоги. Но вскоре эти тайные ночевки стали приносить слишком много хлопот, и друзья, один за другим, перестали отвечать на его звонки. Константин нашел работу на стройке, где ему разрешили жить, пока дом был не нужен хозяевам. В этом доме юноша прожил до конца лета.

Осенью жизнь на улице стала еще труднее. Сложно было найти, что поесть. Константину пришлось научиться воровать. Поначалу все было весьма невинно: он ходил за город, чтобы украсть с огородов немного картошки и лука. Потом начал воровать мелкую утварь и одежду. Но когда начались дожди, воровать приходилось все чаще. И в итоге все привело к тому, что он шел под дождем, озираясь в страхе.

Константин спрятался под навесом у обувного магазина. Раньше ему не приходилось оказываться в такой передряге. Юноше казалось, что он промерз до костного мозга. Челюсти его сводило судорогой, застывшие пальцы отказывались двигаться, а легкие словно наполнились свинцом. Через прохудившийся навес, на котором доживал свои дни нарисованный краской ботинок, на голову Константина падали капли ледяной воды.

Он понимал, что ему во что бы то ни стало нужно укрыться от дождя и хоть немного поспать и согреться. Тогда юноша пошел по округе, в надежде найти подъезд, куда он мог бы зайти, но всюду его встречали только безразличные домофоны. Лишь через час он наткнулся на старый дом, у входа в который примостилась деревянная дверь в подвал. Константин ударил в нее плечом, и она распахнулась. Юноша осторожно прикрыл за собой дверь, спустился вниз по бетонной лестнице и сел на пол, прислонившись к горячей трубе. У него почти не осталось сил. Во рту пересохло. Грудь томилась жаром, узкий лоб покрылся испариной. Константин был уверен, что к утру будет болен так, что не сможет подняться. Он достал из кармана пачку сигарет и, закурив, сказал во весь голос, словно все это время кто-то был с ним рядом:

— Ну и черт с ним! Уж лучше так, чем ждать, пока этот ублюдок забьет меня насмерть!

Приблизиться к Богу

Анна Федоровна была женщиной набожной: по воскресеньям ходила в церковь, на людях носила платок, ежедневно читала Библию. Именно поэтому, сидя утром в автобусе и увидев за окном храм, она невольно восхитилась его величию и по привычке начала креститься. Перед ее глазами проплывали образы святых и великих соборов, к которым она совершала ежегодные паломничества. Ее душа наполнилась светлым чувством, которое овладевало ею каждый раз, когда она обращалась к ЕЕ Богу. Когда он слушал ЕЕ молитвы и посылал ЕЙ свою благодать. И на мгновение женщине показалось, что она достигает высшего одухотворения…