Провинциал

Митя и девушки пошли по райцентровской улице, с одной стороны которой тянулся ровный ряд одноэтажных домов под красными черепичными крышами, а по другую сторону, за маленькой тенистой рощей, сверкало под солнцем большое, но мелкое озеро. На середине его по колено в воде стоял голопузый мальчик лет восьми, размахивал руками и кричал:

— Витька! Сюда плыви!

— Бабы, ведь это Венеция! — воскликнула Птичкина.

13

— Для райцентровского масштаба ресторан выглядит недурно, — сказала Наташа, — Не правда ли?

Они сидели за столом с голубым пластиковым покрытием (какие обычно бывают в столовых) и листали меню. Митя как галантный кавалер предложил его сначала девушкам. И пока они спорили, что взять на обед, Митя оглядывался по сторонам. Их стол был рядом с эстрадой, на которой вместо оркестра стоял, потрескивая разрядами, черный лакированный ящик радиолы. На противоположной стене на белых деревянных планках, которые изображали лучи солнца, был прибит вырезанный из фанеры и выкрашенный черной краской силуэт горного тура с изогнутыми рогами. Несколько одиноких посетителей сиротливо склонились над столиками. В двоих из них Митя угадал командированных. Позади эстрады, за широкой стеклянной дверью, ведущей на просторный балкон, за двумя сдвинутыми столами веселилась большая компания мужчин. Плечистый парень, осклабясь, бренчал на гитаре незнакомую мелодию, а другой, лет тридцати, напрягаясь так, что на красной воловьей шее вздулись жилы, и упираясь в стул руками, на которых выступали большие шары мощных бицепсов, подпевал ему. Иногда посреди пения слышались возгласы других сидевших за столом мужчин. Среди них был и совсем пожилой, с темным морщинистым лицом и крючковатым вороньим носом. Он сидел во главе стола.

— Ну, девочки, что будем кушать? — К столику подошел невысокий курчавый официант в короткой белой курточке. Его глубоко запрятанные, но бойкие глаза смотрели вызывающе, а в речи чувствовался сильный и явно грузинский акцент.

— Четыре шашлыка! — сказала Птичкина и кокетливо потупила глаза.

— Так, — сказал официант, пригладив черные усы стрелочкой и записав что-то карандашом в блокнот.

— Четыре салата, две бутылки сухого вина…

— Четыре салата. Пять бутылок вина… — повторял официант, записывая в блокнот.

— Мы сказали «две бутылки», — вмешалась Варя.

— Пять бутылок, — покачал головой официант.

— Две! Пять много! — сказал Митя.

— Ва-ах! Слушай, дорогой, прекрасный вино, холодный, почти как «цинандали»… Зачем тогда в ресторан ходишь? Сиди дома, кушай. Пришел в ресторан и говоришь такие вещи. Ай-я-яй…

— Но это много…

— Как много! — возмутился официант, вращая глазами. — Для каждой девушки — бутылка, а ты — мужчина или не мужчина! — тебе два бутылка! Я знаю, что делаю. Поверьте, не один компания обслужил. Еще спасибо скажете…

— Импозантный мужчина, — томно сказала Птичкина, когда официант ушел выполнять заказ. — Бабоньки, я слышала, его Анзором зовут.

Анзор поставил на стол пять откупоренных бутылок «ркацители», достал из буфета четыре изящных фужера — «специально для вас», — и через четверть часа Митя и девушки трудились над шашлыком из свинины, но зато на верченых металлических шампурах.

Салат оказался отвратительный: ломтики крупных желтых огурцов и мятых помидоров.

— Знаете, какой случай был со мной на зимних каникулах в Москве? — обратился Митя к девушкам. — Сижу в «Ленинке», в зале периодики на первом этаже, и вдруг слышу: пахнет огурцами. Зимой! В Москве, конечно, чего не бывает, но тут удивился. Думаю, может, библиотекарша огуречным лосьоном намазалась? Подошел к ней, заговорил, конечно, для виду, понюхал: нет, не пахнет. А рядом, кроме нее, только мужчины. И пошел я по запаху. Пройду несколько шагов, понюхаю воздух, как ищейка, и дальше. И пришел я… в буфет. А там — огурцы, свежие, зеленые, длинные, кривые и тонкие, как батон конченой колбасы, но как пахнут! И очередь — человек сорок. Так не смог уйти из буфета, пока не выстоял в очереди и не купил триста граммов — половину огурца. И как я его ел, боже, как ел! — Митя мечтательно вздохнул и отодвинул тарелку с салатом.

На них обращали внимание, и, заметив это, девушки стали смеяться еще заразительнее, говорить еще громче. «Посмотрите, какие мы!» — говорило все существо маленькой Птичкиной. «Да, мы такие», — подтверждало самодовольное лицо Вари. «А я лучше всех!» — было написано на сияющем Наташином лице.

К Мите то и дело обращались: «Митенька, подай горчицы!.. Митенька, расскажи анекдот!..»

Наконец Птичкина сказала:

— Митенька, сходи в буфет за сигаретами.

И это было гвоздем программы!

Митя сходил в буфет, купил две пачки сигарет.

— «Опал», — сказала Птичкина, принимая сигареты и закладывая ногу на ногу. — Конечно, это не «Мальборо», но все же… — Откинувшись на спинку стула, она картинно закурила и, глубоко затянувшись, выпустила в потолок серо-голубую струйку дыма. Закурила Варя. Закурила за компанию и Наташа.