И тут руки насильника вновь сомкнулись у нее на шее, яростно рванули ее назад.
Сэм попыталась ударить его локтем, но не смогла даже пошевелиться.
– Нет! – закричала она. – Нет! Нет! Нет!
Она цеплялась подошвой за ступени, тщетно пытаясь обрести опору. Ее тащили назад, в темную комнату.
– Нет! Нет! Нет!
– Багз?
– Нет!
– Эй, Багз?
– Нет!
– Сэм?
Нет, это определенно не насильник. В голосе звучала нежность.
– Багз, да что с тобой?
Она почувствовала на лице холодный воздух.
– Эй, детка?
И ощутила пот, текущий по ее лицу.
– Багз? Ты меня слышишь?
Ее трясло как в лихорадке.
– Багз?
Она услышала шелест простыней, скрежет пружин дивана, потом раздался щелчок и вспыхнул свет – ослепительно-яркий, ярче луны.
– Багз, что случилось?
Лицо Ричарда наклонилось вплотную к ее лицу, так близко, что его черты расплывались.
– Ужасно. Это было ужасно.
– Ты кричала во сне, – сказал он.
– Разбудила тебя? Извини.
Сэм села, прислушалась к бешеному стуку собственного сердца.
– Вот до чего доводят пьянки, – хмыкнул Ричард.
– Что?
Череп просто раскалывался от боли.
В голове теснились смутные обрывки воспоминаний. Господи, сколько же она выпила? Как добралась домой? Все перепуталось.
– Ты вечером вернулась пьяная в стельку.
– Извини, – тупо ответила она.
– Это было дьявольски смешно. Прикинь, ты все уговаривала Джулиана не волноваться.
– Какого еще Джулиана?
– Да Холланда.
«Холланд, – соображала Сэм. – Джулиан Холланд. А, это отец Эдгара». Теперь она вспомнила. Точно, он был в квартире, когда она добралась до дому.
– Я просто хотела его успокоить.
– Боюсь, он решил, что ты спятила. Вцепилась как клещ в бедного мужика и все талдычила: «Ах, это я одна во всем виновата, потому что проигнорировала свой сон».
Сон. Ее пробрала дрожь.
– Просто Джулиан выглядел таким… несчастным. Таким виноватым.
– Трудно было ожидать, что он станет прыгать от радости.
– Очень мило, что он к нам пришел.
– Мы с ним играли в сквош. Джулиан хотел немного взбодриться.
– А я поблагодарила его за цветы?
– Да, раз сто, не меньше.
Сэм посмотрела на шторы, которые чуть шевелились на сквозняке, и сказала:
– А они уже порядком запачкались.
– Кто? Цветы?
– Шторы. Нужно будет отдать их в чистку. Мы их еще ни разу не чистили. – Голова у нее болела, во рту пересохло. Она снова ощущала запах лука. Лука, табака и перегара. – Ричард, ты что, ел лук?
– Ага. Маринованный. Мы ели рыбу, чипсы и маринованный лук. Купили в ларьке. Вкуснотища!
– Ты играл в сквош, а потом ел рыбу с чипсами?
– Ага.
– А я думала, что ты собираешься худеть.
Сэм отхлебнула воды, потом зажмурила глаза от света и опять ощутила себя в той темной комнате. Ее пробрала дрожь, и она села, боясь вновь уснуть.
– Ты чего?
– Ничего, все нормально, – ответила она. – Я в порядке. Я, пожалуй… почитаю немного.
18
В приемной Бамфорда О’Коннелла пахло средством для полировки мебели и затхлой тканью, как и во всех приемных врачей, в которых доводилось бывать Сэм. На столике были аккуратно разложены журналы: «Сплетник», «Поле», «Загородная жизнь», «Яхты и яхтенный спорт» и «Дома и сады». Слишком уж ровно, прямо с фанатической аккуратностью. Она подумала, что, возможно, их разложил пациент, которого сейчас за закрытой дверью принимал О’Коннелл.
«Доктор, у меня просто пунктик насчет аккуратности. Я только что навел порядок в вашей приемной. И если там кто-то сейчас вновь перемешает журналы, я размозжу ему голову мачете. Вы меня понимаете?»
«Конечно, если вы чувствуете, что должны вести себя именно так, не стесняйтесь. Не следует подавлять свои импульсы».
«Ведь если я снесу ей голову мачете, то сделаю доброе дело, правда? Она сразу перестанет видеть сны».
«Абсолютно верно».
«Я могу положить ее голову в пластиковый пакет, отнести в сад и насадись на пику. И каждое утро буду ей говорить: „А кто у нас гадкая девчонка? Кому сегодня опять приснился дурной сон?“»
Кто-то шариковой ручкой пририсовал тоненькие круглые очки и козлиную бородку фотомодели на обложке «Вог», отчего та стала похожей на зловещего вида Зигмунда Фрейда.
Дверь за спиной у Сэм открылась, она вздрогнула, потом услышала голос Бамфорда О’Коннелла, чуть более мягкий, чем обычно, да и ирландский акцент почти не чувствовался:
– Добрый день, Сэм. Прошу.
На психиатре были строгий костюм а-ля принц Уэльский и такие же строгие очки в черепаховой оправе. Эксцентрически одетый весельчак, который сидел рядом с ней за обедом, превратился в солидного человека, авторитетного специалиста. От Бамфорда, которого Сэм знала, остались только щегольской пробор и слишком длинные волосы. Почему-то эти изменения странным образом утешили Сэм, словно бы таким образом между нею и ее старым приятелем Бамфордом установилась некоторая дистанция.