Длинный стол в столовой был накрыт яркой скатертью, на которой стояли девятнадцать бумажных тарелок и столько же бумажных стаканчиков в красную и голубую полоску, а также лежали розовые и желтые салфетки. На стенах висели шарики и ленточки, а на одной красовался большой самодельный плакат: «С днем рождения, Ники!»
– Замечательно, правда? – Голос Хелен звенел от возбуждения, и Сэм улыбнулась, порадовавшись за няню, которая была способна так искренне восторгаться столь простыми вещами, и от души надеясь, что подобное же чувство испытает и Ники. Милое, простое, старомодное чувство.
– Да, здорово, – рассеянно сказала она, глядя на Хелен, которая восхищенно, как ребенок, потирала ладони.
«Да она, в общем-то, и впрямь еще ребенок, – подумала Сэм, – всего девятнадцать лет. Непослушные волосы, забавно торчащие во все стороны, сочный северный выговор. А уж до чего Хелен суеверная. Нельзя смотреть на молодую луну через стекло и переворачивать монетки в кармане. Если хочешь быть счастлив, надо сказать „серые зайцы“ в последнюю ночь месяца и „белые кролики“ – следующим утром». Сэм слегка нахмурилась, надеясь, что няня не заразит Ники своими страхами и не привьет ему никаких бзиков.
Что он, ее стараниями, не станет человеком, которому снятся авиакатастрофы.
Сэм почувствовала дуновение на лице, услышала, как ветер колотится в окно. Дом, казалось, пропускал сквозняки, как дырявый корабль воду. Она прошла по коридору, посмотрела на голые планки лестницы, пытаясь понять, не лучше ли та выглядела под брезентом. Вдохнула дымок от разожженного в гостиной камина, в котором теперь ревело пламя и потрескивали поленья.
Когда горел камин и Ричард был рядом, дом не пугал Сэм. Ее страшил ветер – ветер и центральное отопление, когда его запускали. Дом пустовал в течение пяти лет, он отсырел, все здесь потрескивало и поскрипывало, производило странные звуки, когда становилось тепло и дерево высыхало. Ричард еще раньше говорил ей об этом. Его слова все объясняли. Ну конечно, ничего сверхъестественного. Все хорошо. Просто у нее воображение разыгралось в спальне; всему виной ветер, сохнущее дерево и ее собственные фантазии.
Сэм открыла дверь в кухню и увидела сидевшего за столом Ричарда, перед ним лежал разобранный дробовик. Рядом стоял Ники, весь чумазый, лицо в ружейном масле. Муж протащил шомпол через один ствол, потом через другой.
– Бога ради, Ричард! Только не на кухонном столе!
Он закрыл один глаз, прищурился, посмотрел на нее через один ствол, через другой.
– Видно, придется их заново шлифовать. Ржавеют, что ли? Никак не пойму, в чем дело.
Он пролил немного масла на коврик, потом начал протирать стволы.
– Эй, ты меня не слышишь? Я не хочу, чтобы ты занимался этим за кухонным столом. Мы же здесь едим.
– Ничего страшного. – Ричард несколько секунд разглядывал спусковые крючки, потом вставил между ними носик масленки. – Всего лишь немного масла.
Муж сдавил масленку, Сэм услышала скрежет и прикусила губу, внезапно ощутив раскаяние.
Вот оно, тихое семейное счастье. Вся семья в сборе. Такого у нее в детстве никогда не было; одна из немногих радостей, которые ты можешь дать своему ребенку. Она вытащила из шкафа две газеты, улыбнулась Ричарду:
– Подложи их.
Он посмотрел на газеты:
– Я это уже читал.
– Ричард, – укоризненно сказала она.
– Смотри, мамуль! – Ники продемонстрировал ей полированный приклад.
– Очень красиво, Тигренок. А теперь тебе пора принимать ванну.
– Папа сказал, мы завтра можем пострелять, потому что у меня день рождения.
– Если будет время. Завтра у тебя очень напряженный день.
На лице Ники появилось огорченное выражение, он повернулся к отцу:
– У нас ведь будет время, да, папуля?
Ричард улыбнулся:
– Конечно будет. Давай поцелуемся на ночь.
Сэм смотрела, как Ники обнимает отца, обхватывает его за шею – простая, безоглядная детская любовь без всяких сложностей. Малыш без памяти обожает своего папочку. Она и сама когда-то без памяти обожала Ричарда. Любила его, восхищалась им, уважала его. Целых десять лет. До того дня, когда…
– Ты мне доскажешь ту сказку, мамуль? Про человека, который убил дракона, а дракон потом ожил?
– Неужели она тебе еще не надоела?
– Нет, расскажи ее опять. Пожалуйста!
«Человек, который убил дракона, а потом жил счастливо.
Долго и счастливо – величайший миф детства».
– Хорошо, Тигренок, иди прими ванну, а потом мама поднимется к тебе.
– Спокойной ночи, Тигренок.
Ники вприпрыжку покинул кухню.
– И как только у него на все сил хватает? – удивилась Сэм.
Ричард отложил ружье и плеснул в стакан виски: ровно на четыре пальца, стандартная норма. Затем открыл кран, добавил немного воды.
– Хорошо выглядишь, Багз, – нежно сказал он. – Тебе очень идет этот джемпер.
Она скосила глаза, вспоминая, что на ней надето.
– Спасибо.
– Я… – Ричард запнулся, сунул руку в карман вельветовой куртки и вытащил оттуда маленький пакетик. – Я тут… – Он покраснел. – Купил тебе подарок.
– Мне?