Одна из излюбленных тем современной либеральной российской публицистики – обличение проведённой Сталиным ускоренной коллективизации сельского хозяйства СССР на рубеже 20-30-х годов, которая якобы привела к уничтожению целого класса крестьянства – этой извечной опоры России. Здесь не место обсуждать, правильным или ошибочным был этот курс на коллективизацию села и могла ли бы страна сохранить свою независимость без этого, можно ли было осуществить индустриализацию (необходимость которой критики, как правило, не отрицают в силу очевидности ответа) без обобществления средств производства на селе. Равным образом не стану разбирать, действительно ли при этом крестьянство было уничтожено или же, напротив, в конце XX века из всех промышленно развитых стран мира только в СССР крестьянство и сохранилось. Замечу лишь, что у нас семья каждого колхозника или работника совхоза имела приусадебный участок, личное подсобное хозяйство, которое чаще всего почти полностью покрывало её потребность в основных видах продовольствия и оставляло кое-что на продажу. При этом колхозник или рабочий совхоза, даже если и работал в общественном хозяйстве механизатором, то у себя дома, в подсобном хозяйстве, он оставался настоящим крестьянином. Он выращивал картофель и овощи, ягоды и фрукты, выполняя весь годовой цикл связанных с этим работ. А, скажем, американский фермер, жизнь которого описана в очерках Ю. Черниченко, выращивал бройлеров, получая исходный материал (цыплят из инкубатора), готовый корм и пр., как и консультации ветеринара, зоотехника и пр., а сдавал продукцию приёмщику крупной компании. По сути, фермер выполнял лишь одну частичную операцию, то есть был винтиком в большой машине, членом совокупного рабочего, только трудящегося на земле. Это лишь с приходом к власти в СССР Хрущёва начался новый поход против личных подсобных хозяйств. Хрущёв советовал крестьянам сдать своих коров в колхозное стадо в обмен на ежедневный бидончик молока с колхозной фермы. Для него корова была лишь источником некоторого количества молока (по кружке в день на члена семьи). А для крестьянина корова – это центр хозяйственной жизни семьи, самовоспроизводящийся источник продовольствия, каждый год приносящий тёлочку или телёнка, спасительница в годы лихолетья. Начались новые утеснения крестьян, ограничение покосов и пр.
Ещё одно обвинение Сталина услышал я от редактора одной популярной газеты для села (замечу, кстати, он сам в 90-е годы был проездом в Батищеве и видел там полнейшую разруху): дескать, он создал колхозы, чтобы можно было забирать весь выращенный крестьянами хлеб в пользу государства. Очевидно, человек либеральных взглядов не в состоянии представить, какой гигантский шаг деревня, пусть ещё и не везде, сделала к 1940 году по сравнению с тем, что она представляла собой сразу после Октябрьской революции.
Но сейчас дело даже не в этом. Оказывается, мысль о необходимости коллективизации впервые возникла вовсе не в голове Сталина, она имела к тому времени в России более чем полувековую традицию, и у истоков её стоял опять-таки А. Н. Энгельгардт. Его, помещика, удручала бедность окружающих крестьянских хозяйств, и он, размышляя над её причинами, увидел корень беды, с одной стороны, в кабальной зависимости бедняков и середняков от власти, помещиков и кулаков, а с другой – в разобщенности в действиях крестьян, которую он показывает на примере деревни из 14 дворов: