На пятом месяце скитаний Лэйси заметил, что одежда его порядком истрепалась. Не имея излишка денежных средств, он по случайности наткнулся на лежавшее у придорожной канавы тело натовского солдата. Присмотрелся, да, солдат мертв, но не пахнет, значит, тело лежит недавно, и он перевернул его ногой. На затылке запеклась кровь, видно, бедалага упал на камень, вот он, острый, на нём густо запеклась лепёшечка уже чёрной крови. Оружия у солдата не было, но метрах в ста от этого места Лэйси нашёл автомат. Время было раннее, поблизости никого, и Лэйси, не раздумывая, снял с мёртвого одежду, всё, до трусов и носков, и пошёл прочь со своей добычей. Примерно через полчаса он набрёл на некий брошенный сарайчик и, незамеченный никем, переоделся. Одежда пришлась впору. В заднем кармане штанов были документы, которые после тщательного изучения он сжёг на костерке за сараем, облив их бензином из зажигалки.
Лэйси брёл вдоль дороги до позднего вечера, не встречая на пути никакого жилья, пока не истомился до того, что готов уже был заночевать под открытым небом. Но тут он услышал нарастающий рёв автомобиля. Он проголосовал, вытянув руку вперед. Водитель дал знак лезть в кузов. Свет фар слепил глаза, машина остановилась. Перевалившись через борт, Лэйси оказался в гуще плотно утрамбованных тел. Солдаты, сколько их здесь? Несколько десятков пар глаз с любопытством уставились на него.
Он перевёл дух, всё ещё надеясь на то, что коленца судьбы имеют лишь символическое значение. Потом была баня, где они долго отмывались, перед тем, как постричься, побриться и переодеться в чистое. Надо сказать, что всюду, где бы они ни оказались, главным объектом всегда были городские бани. Лэйси же первым делом отыскивал михраб, обустроенное место для молитвы, с которого легко определить направление на Мекку…
Так он оказался в бригаде НАТО. Сославшись на контузию после падения и удара головой о камень, он всё время молчал, будто бы вспоминая, что же с ним произошло. Три дня он провёл в медчасти, потом, за неимением каких-либо признаков недомогания, кроме провалов в памяти, Лэйси устным приказом местного начальства был оставлен в бригаде до выяснения всех обстоятельств. Однако первая же стычка с сослуживцами едва не закончилась для него совсем плохо.
В первый же день был дан приказ, который показался ему нелепым – закопать своё оружие. Причём командир схватил его за рукав, пытаясь вырвать автомат. Лэйси, по-прежнему молча, внимательно присматривался, раздумывая, куда бы половчее врезать – в челюсть или поддых. Камерады поглядывали в их сторону и предостерегающе выкрикивали «гэй-гэй», потом стоя кругом, говорят командиру батареи: «Оставь его, он же чокнутый»… Бледный от злобы, командир молчал. Тут всё внезапно разрешилось миром. Появляется подполковник, командир батальона, свой среди солдат, пожимает руки, спрашивает, как всё прошло на учениях, и прочее, солдаты говорят что да, устали, вот и мозоли есть. Подполковник, строго глядя на командира, объявляет, что солдаты заслужили немного комфорта, и сейчас приедут грузовики. Все забираются на машины и едут в казарму, скоро присяга, рекрутский экзамен успешно сдан. Маршировка каждый день, учатся синхронно исполнять команды, пока ещё с трудом, но командиры не теряют надежды и не перестают орать, где право, и какое плечо левое, чтобы конкретно через него и производить такой сложный фортель, как поворот «кругом». Затем выбирают шесть репрезентантов от батареи, которые будут иметь честь подойти к знамени, прикоснуться к древку и зачитать формулу короткой присяги, которая, как и положено в любой демократической стране, не является клятвой, это всего лишь «торжественное обещание». Обещать, не значит жениться: я, мол, торжественно обещаю верно служить ФРГ и отважно защищать Права и Свободы немецкого народа. Но если бы дислокация происходила в какой-либо другой стране, входящей в НАТО, то и название было бы другое.
Командир батареи – хоть и чокнутый, но весьма прогрессивный, поэтому из шести репрезентантов настоящих немцев только трое. Остальные – правоверный Лэйси, поляк и один итальянец. Настал час, и вот они уже рядом с флагом родной батареи, прикасаются к нему, произносят присягу, затем поют гимн. После этого возвращаются в строй, стоят ещё полчаса и потом уже торжественно шествуют обратно в казарму… Утром в пятницу, это день присяги, церковная служба в католической церкви. Турки против, качают права, мол, мусульманин не обязал ходить в христианскую церковь. Тогда лейтенант сочувственно говорит им, что мусульманам можно остаться, но придётся мыть лестницу и коридор под присмотром ненавистного им унтера, который турок на дух не выносит, в то время, как все остальные камерады в это время посидят в церкви, потом попьют кофе со свежими булочками и приедут в казарму, к тому часу турки как раз и окончат уборку.