И он пошёл. На пути попадались интернет-кафе, и он заходил туда, чтобы проверить почту. Как обычно, полно всякой глупости, но по привычке Лэйси всё же регулярно проверял свой эмэль, совершенно не задумываясь о том, что если его станут искать, то именно так и найдут – по разбросанным на маршруте интернет-кафешкам. Тут ему захотелось завалиться на вечер туда, где есть выбор хорошей еды и тёмный угол, откуда можно смотреть на всех этих одетых весьма неброско джентльменов с презрением и подлой завистью. Они-то все пойдут спать домой, а он… Его судьба теперь – вечные бега. Если он хочет спасти свою ничтожную жизнь, конечно. Нет, можно и по-другому – сидеть и отпускать шутки как бы в пространство. Все будут улыбаться из вежливости, но вот чему – не поймёт никто. И всё же он несильно промахнулся, рассказывая о причине своего появления здесь. Неплохо было бы, чтобы хоть кто-то в этой местности помнил о нём. Это была бы некая точка опоры. Где ты, о, родина предков! В руке он нёс небольшой саквояж, по форме то ли шкатулка, то ли мечеть. Вдали, за пригорком мерцали миражи. В воздухе пахло чем-то напоминавшим сандал. Парящие светлые облака медленно проплывали над головой. Стволы деревьев на обочинах дороги пестрели лоскутьями старых объявлений – подробная карта вчерашнего мира…
Когда Лейси было двадцать четыре, он снимал скромное жилье в удалённом квартале, чтобы как можно реже встречаться с родителями, с которыми когда-то приехал в эти края. Он хотел полной самостоятельности, но совершенно не представлял себе, как этого добиться. У него время от времени поселялись женщины, и он сразу же начинал приучать их к непродолжительным корректным командировкам. Это он делал для того, чтобы не слишком привязываться к «подселенкам». Оглядываясь теперь, с высоты тридцати неполных лет, на свою прошлую жизнь, он находил её весьма банальной, хотя и банальность бывает чрезвычайно чувствительной. У него даже была неплохая работа в прошлом. Накануне банкротства всегда учащаются корпоративные пьянки, и Лэйси первый почувствовал, что в воздухе пахнет грозой. Он поспешил перейти в конкурирующую фирму ещё задолго до полного развала синекуры, куда попал по случаю и где проработал несколько лет. Сейчас ничего этого нет, отныне он просто скиталец.
Тратить время на допросы он не соглашался, предпочитая криво ухмыляться и менять слишком любознательную даму на более «адекватную». Оглушённый новой влюблённостью, хотя и не строя планов на будущее, он на какое-то время остепенялся, но трезвая жизнь длилась, как правило, недолго. Он даже не успевал соскучиться. Бегство из города оказалось внезапным.
При первых же признаках недомогания в финансовой сфере Лэйси решил направиться к центральному выходу, пока тот не заперт. Замешкайся он, света ему не видать, хотя ещё неделю назад всё было чин-чинарём, похоже, лично его верховный правитель планеты взял под своё крыло. Сначала слабая, однако, назойливая, как лэйбл на белье, боль возникла где-то под желудком, а потом прихватило весь бок. Он, в отчаянии закрыв глаза, никак не решался позвать на помощь. Но через минуты две-три всё так же быстро прекратилось. Это была подсказка судьбы, он знал это точно. Чтобы жизнь с её безразмерным запасом прочности превратилась в обломки сбитого самолёта, надо очень постараться. Пока всё зависело от судьбы, он так думал в минуты оптимизма. Однако скоро сама ценность жизни была поставлена под вопрос.
Подвявший и притихший, как осенний луг в начале октября, он исподволь готовился к худшему. Со своей очередной дамой сердца он и не думал делиться зреющими в его голове планами, ссылаясь на перебор по части алкоголя, а спорить с ним, когда он в таком состоянии, даже опасно, это как ходить по вспученному линолеуму. Частная жизнь в любой религии дело тёмноё, но особенно – в исламе. Если ты оступился, потерпел фиаско, тебя уничтожат. Безверие находило своих адептов среди молодёжи без труда.
Скажи европейцу то, что знает каждая собака Стамбула, и зависть охватит его смутное сознание, – ты будешь им ненавидим. Индивидуальность таланта – вот что они никогда не примут. Дьявол в деталях, а бог – в их пропорциях, отсюда единство и противоположность, одного без другого нет, но ритм этого пульсирующего двуединства ощущает только гений. Идея, доведённая до абсурда, мишура. Лучше молчать. Зачем турки хотят быть европейцами? Бог весть. Но если Европа слишком придвинется, тут же следует откат. Плейбой смотри, но жениться вряд ли стоит.
Часть 2. Аты-баты, шли шли солдаты НАТО