Против течения

С тяжелым сердцем, она прикрепила устройство к перегородке между лабораторией и соседним залом. И скосила взгляд на блестящий металлический стол, в некоторых местах перемазанный кровью. Шейд поставила устройство чуть дальше и подняла большой палец вверх. Решение далось ей непросто, но сейчас… сейчас им нужно было уходить. Мертвые не меняют мир.

Стоны ГИЖ-пищевых долетели до девушек, прикреплявших бомбы в третьем зале.

— Издевательство над живыми существами, — в уголках глаз Шейд выступили слезы. — Не прощу правительству это. Как они вообще додумались до такого?

Вопрос так и остался висеть в воздухе. Девушки перешли к четвертому залу. Кейт молила Бога о том, чтобы они успели. Ищейки могли появиться с минуту на минуту. Кейт нервничала все больше.

— Знаешь, — Шейд присела рядом, когда Кейт никак не могла прикрепить очередную бомбу к стене, — я это делаю ради тебя.

— Что?

— Я не хочу видеть твою смерть. Ты меня спасла. Ты — единственный человек, которому я доверяю. Которому я верю. В которого я верю. Если ты считаешь, что другого пути нет, значит, так оно и есть. И прости, что порой думала наивно…

— Нечего просить прощения. Нужно и к моим словам критично относиться. Я всего знать не могу. Но то, что мы совершаем ошибки, и делает нас людьми. Порой сомнения куда лучше осознания правильности и избранности своего пути. Иначе можно стать такими, как Культист и Инженер.

— И, все же, в тебе я не сомневаюсь. Всех спасти мы не сможем. Но в наших силах остановить этих злодеев.

Бедная, наивная Шейд… Весь мир у нее поделен на черное и белое. Стараниями Инженера и всего правительства, так оно и было, наверное. Серые оттенки выкорчевывались, объявлялись ересью, забывались и стирались. И повстанцы, и правительство, старались видеть себя белыми, а врагов — черными. Ни о каком смешении цветов и говорить не приходилось. Не то, что в давние времена, когда нейтралитет не считался позорным.

Ах, если бы сейчас такое было возможным… Если бы только можно было не впутать Шейд в этот конфликт. Такая хорошая, наивная и добрая девочка не должна совершать поступки, о которых будет жалеть всю оставшуюся жизнь.

— Мы вернем тот мир, в котором об эмбрионах и младенцах будут заботиться. Вернем естественное появление на свет. Вернем семьи. И тогда о кощунственных опытах можно будет забыть, — пообещала Кейт.

— Я тоже так думаю, — Шейд поддержала бомбу, помогая закрепить ее на стене. — И… мне жаль Рейва. И жаль этих ГИЖ-пищевых. И жаль детей. Жаль, что в живых остаться можем, максимум, мы двое. И жаль, что фильмы и книги прошлых времен не подготовили нас к несправедливости мира.

— И хорошо, что не подготовили. Ведь тогда бы мы ничем не отличались от правительства. Нас научили верить в лучшее, а когда частичка света есть где-то внутри, — Кейт вздохнула, — любая борьба не кажется бессмысленной. Мы видели правильные миры. Миры, в которых люди были счастливы. Писатели и режиссеры прошлого хотели, чтобы мы видели ориентиры, к которым нужно стремиться. Ведь жизнь и так сложна, мрачна, несправедлива, но если смотреть только на улицу и забыть о мечтах, очень быстро можно растерять веру.

— А этого делать нельзя.

— Точно.

Девушки завершили установку бомб в последнем зале. Кейт даже не обращала уже внимания на окружающую обстановку. Неоновые лампы, журналы, содержащие в себе записи об экспериментах, инструменты, да и все прочее смешалось в странный безликий шар. Когда на счету каждая секунда, на рассмотрение мелочей не оставалось времени. Хотя Кейт хотела бы запечатлеть это хранилище в памяти как место, где человек попытался своими грязными руками дотянуться до могущества природы, да только все попортил, не создав подлинной красоты. И где погубил почти все.

Девушки вернулись в зал. ГИЖ-пищевые все так же отчаянно ревели. Одно из них таранило стену, пытаясь выйти наружу. Еще одно давило роботов как мелких таракашек. Большинство же туш, истекавших кровью, с вырванными кусками мяса, лежали неподвижно. Кейт закрыла Шейд глаза, чтобы та не видела бойню.

Звон стекла заложил уши, вторгся кочевником на земли цивилизованных народов, оставил после себя выжженную пустыню. Послышался стук сапог, падавших на гулкий пол хранилища. Ищейки прибыли… Звуки раздавались в соседних залах, но Кейт не сомневалась в том, что и в секцию ГИЖ-пищевых они заявятся…

— Рейв, дай нам две минуты и взрывай! — крикнула Кейт, беря под локоть подругу и уводя в сторону винтовой лестницы.

Тяжелые шаги загрохотали совсем близко. Ровным строем, будто бы маршируя, ищейки надвигались со стороны «разделочной». Кейт понимала, что две минуты — непростительная роскошь. Тем более, что это слышали и враги.