В начале 1950-х французский издатель Бернар де Фаллуа опубликовал две книги Марселя Пруста, которые перевернули уже сложившуюся к тому времени мифологию вокруг одного из главных явлений европейской литературы XX века. За три десятилетия истории прочтений романа «В поисках утраченного времени» (семь его частей выходили с 1913 по 1927 год) Пруст в читательском воображении получил ореол автора «без развития». Загадка писателя, втайне выросшего из третьестепенного персонажа литературной жизни рубежа веков в одного из столпов модернизма, поддерживала вокруг «Поисков» романтический образ необъяснимой, пришедшей ниоткуда гениальности. Предшествующие тексты, пробы и ошибки, поступательное строительство с этим образом не совсем согласуются – а реальность установила, что развитие было, медленное и трудное.
Сюзи Мант-Пруст, племянница и единственная наследница писателя, в 1949 году предоставила доступ к архиву, в котором, помимо собственно рукописи романа, хранились беспорядочные отрывки, оказавшиеся недостающими звеньями творческой биографии. Первой значимой находкой стали черновики несостоявшегося романа, которому Фаллуа в трехтомном издании 1952 года дал заглавие «Жан Сантей», по имени главного героя. Несмотря на (часто спорные) попытки издателя извлечь из хаоса черновиков прообраз большого повествования, сюжетные и тематические переклички с главным опусом Пруста не снимают впечатления непреодолимой пропасти между «Сантеем» и «Поисками». Настоящим ключом к пониманию того, как Прусту удалось стать романистом, стал другой, более скромный по замыслу проект.
В 1908 году Пруст, всё больше жаловавшийся на слабое с детства здоровье, безуспешно пытался найти себе место в литературном мире. В активе у него к этому времени совсем немного: забытая эстетская книга «Утехи и дни», светская хроника, небольшие статьи без явной программы, часто посвященные книгам друзей и покровителей, переводы из Джона Рёскина – всё это выглядит случайными заметками на полях очень узкой, замкнутой на себе культуры, доживающей свои последние годы. Неудивительно, что очередная идея Пруста двумя издателями была сразу отвергнута. Он задумал вызывающе неактуальную книгу статей, построенную вокруг дискуссии с давно умершим знаменитым критиком и размышлений о нескольких писателях XIX века. «Против Сент-Бёва», вернее, черновики незаконченного сборника с таким условным названием, выйдет в редакции Фаллуа в 1954 году. Сам Пруст не посчитал нужным или возможным использовать эти черновики, когда на волне успеха второй книги «Поисков» (в 1919 году она получила Гонкуровскую премию) опубликовал некоторые свои статьи о литературе.
Чем же отличается «Против Сент-Бёва» от других опытов Пруста в роли литературного критика? С первой страницы и в каждом из набросков статей текст здесь развивается словно в двух измерениях. Первое – попытка целостного высказывания о смысле литературы, о разных способах чтения, об отдельных авторах, то есть набросок даже не критической, а теоретической работы, местами явно опережающей свое время. Второе – черновик художественного повествования в автобиографической форме: в нем действуют рассказчик-персонаж, а не стандартный условный автор эссе, его мама, вымышленные действующие лица, в которых читатель «Поисков» без труда угадывает очертания знакомых героев – герцога и герцогини Германтских, Жильберты, Франсуазы. Складывается впечатление, что Пруст начинает писать роман прямо внутри статей, поначалу никак не разграничивая несовместимые жанры.