Против неба на земле

…проще всего обвинять Хаю-повитуху, но не мешало бы выслушать и другую сторону. У Хаи был муж, Пици Узенький, Пици-трубочист – тощий, на еду вместительный, который ходил в город на промысел, ибо пролезал в любой дымоход на крыше, если, конечно, не было в нем заслонки. Побывав однажды на свадьбе и исправно поработав за столом, Пици округлил животик и под утро застрял надолго в трубе. Печь не топили. Борщ не варили. Трубочиста выталкивали всем народом, заодно с полицией и пожарной частью, но тело шло туго, голова торчала наружу, озирая окрестности, живот опадал от голода, Пици бормотал горестно в ожидании вызволения: "Кому покой, а кому скитание… Кому унижение, а кому возвышение..." Накостыляли по шее, надавали тумаков на дорогу, не велели появляться в их краях, и домой он вернулся отощавшим, без единой копейки, услыхав с порога плач очередного младенца, который разевал рот для принятия пищи…

Дети умножают радость и порождают заботы. Хая-повитуха рожала не реже других в местечке и тоже обходилась без посторонней помощи:

– Чтобы было кого кормить.

И всех это устраивало…

Известно не понаслышке: рабби Ханина и рабби Ошайя в канун субботы изучали книгу Брешит; посредством ее сотворили трехлетнего теленка‚ им же затем и поужинали. В последующие времена этого уже не умели; с неба не опускалось пропитание‚ достающееся без забот‚ возрастали повинности к оснащению войска против безбожного корсиканца, и когда Бася отвздыхала положенные вздохи, Гершеле призадумался: где бы ему подработать‚ дабы отринуть беспокойство о прокормлении? Ремесло Гершеле не кормило‚ ремесло никого не кормило: бочки усыхали‚ обручи опадали‚ донца выпукивались сами собой‚ – кому нужны бочонки с кадушками‚ ежели нечем их наполнить?..

– Бася‚ – повторил Гершеле заученное с детства: – "Как снится голодному‚ будто он ест... Как снится жаждущему‚ будто он пьет..."

Бася понимала мужа с полуслова:

– Гершеле‚ сердце мое! Сходи к старой Цирле. Она подскажет.

Жена сказала – Гершеле не ослушался. Цирля сидела у раскрытого окна‚ пекла пупырчатые оладьи и угощала каждого‚ кто проходил мимо. Старая Цирля похоронила всех одногодок в местечке и жила дальше‚ отяжелевшая телом. Думала она недолго:

– Главное не то, что из кармана, а то, что в карман. Утаенное умирает. Неразгаданное не рождается. Людям надо подсказать их желания.

– Желания?

– Желания.

– Они и без нас их знают.

– Они не знают‚ а потому томятся в сомнениях. Подсказавший желание – преуспеет.

И накормила его оладьями.

Назавтра на рыночной площади появилась вывеска "Мы знаем‚ чего ты желаешь. Зайди и убедись".

Ходили вокруг евреи под грузом огорчений‚ малым остатком давнего рассеяния‚ комковатые и клочковатые‚ сучковатые и дуплистые: видно было с расстояния‚ что с питанием у них плохо‚ видно было по иным‚ что с питанием у тех замечательно. Народ по округе обеднел‚ истратился‚ каждый платил другому водицей из колодца‚ и то не доверху; жизнь размазывалась просяной кашей по тарелке – лизнуть да понюхать. Взглядывали на небо в смутных жалобах: "Дал жизнь – дай парносе!" Косились на заманчивую вывеску‚ приговаривали уважительно:

– Этот Гершеле! Что-то особенное...

Но дверь открыть опасались‚ ибо были не при деньгах.

Элькин муж – хромой бедолага‚ не знающий родства – промышлял по соседству редким промыслом. Элькин муж обучал мычанию окрестных коров с телятами‚ каждого иным мыком‚ коротко или протяжно‚ голосисто или задавленно‚ чтобы хозяева отличали на расстоянии. Дело шло ходко. Уже объявился клиент‚ который копил деньги на козу‚ и Элькин муж подумывал о том‚ как бы расширить коммерцию.

– Это прибыльно? – интересовались многие.

– Они еще спрашивают... – отвечал он‚ драный‚ латаный‚ в лоскутной рубахе‚ и мычал с отчаяния‚ как некормленная корова.

Ему нечего было терять‚ а потому Элькин муж решился на отчаянный поступок. Первым вошел к Гершеле‚ затворил за собой дверь‚ вышел через немалое время – сияет:

– А гройсе менч!.. Он сказал‚ что желание мое – оставить след памяти. Для тех‚ которые придут за нами.

– Это так?.. – усомнились маловеры. – Такое у тебя желание?

– Именно! – просветился изнутри продавец мычаний. – Но я об этом не догадывался.

– Сколько же это стоило?

– Первое желание бесплатно.

– Бесплатно? Можно попробовать.

И установилась очередь. И каждому Гершеле сообщал единственное‚ выстраданное‚ запрятанное в глубинах:

– Желание твое – не ведать утраты...

– Не испробовать вкуса зла...

– Не преступить за пределы дозволенного...

– Гершеле... – восклицали они на выходе и причмокивали от восторга. – Этот Гершеле! То‚ что мне надо...

Вечером Гершеле пришел домой‚ сказал уныло:

– Сапог подметки не стоит... Каждый заходил по первому разу и каждому бесплатно. Даже на завтра есть желающие.

– Гершеле‚ душа моя! – отозвалась Бася. – Сделай так: первое желание за деньги‚ второе без оплаты.