Против неба на земле

Выпустили секретный указ "Об отвращении вредных для империи поступков..." Разослали по губерниям титулярных советников‚ перебрали народы по городам и весям‚ обнаружили 23 тысячи 376 Шпильманов мужского пола старше тринадцати лет‚ которые отвечали за свои поступки перед земным и небесным правителем.

– Он мне опять снился‚ – сказал император поутру. – Злокозненный иудей в ермолке‚ ношение которой не дозволено.

Встал у окна‚ нахмурил брови – даже живность в лесах охватил трепет‚ рыб в реках‚ птиц в поднебесье‚ а о министре двора и говорить нечего.

– Ваше императорское величество‚ не соблаговолите раскрыть имя строптивого Шпильмана‚ дабы прибегнуть к решительным мерам понуждения?

– Имя во сне не упомянуто. Обезвредить без имени.

Разослали по уездам расторопных фельдъегерей‚ замордовали ямщиков на трактах‚ чтобы скакали без промедления‚ доставили в столицу 23 тысячи 376 Шпильманов‚ каждого допросили с пристрастием‚ но злоумышленника не обнаружили.

– Он снова мне снился! – в гневе вскричал император. – Премерзейший тип с пейсиками‚ которые безусловно запрещены!

И топнул ногой в высочайшем гневе‚ отчего задрожала Австрия‚ затряслась Франция‚ а малые страны изукрасились на всякий случай флагами безоговорочного согласия.

– Ваше императорское величество‚ не соблаговолите отметить особые приметы злодея‚ вышедшего из границ повиновения?

– Приметы не выказаны. Наказать без примет‚ и немедля! Не то я тебя‚ министр двора‚ погоню с моего двора.

Рахмунес‚ идн‚ рахмунес!.. Собрали на плацу 23 тысячи 376 Шпильманов‚ выстроили в шеренги‚ вышел к ним министр двора‚ пуганый от полномочий‚ попросил по-хорошему:

– Шпильманы‚ не губите! Сознавайтесь ради малых моих детушек! Кто из вас‚ канальи‚ своевольничает в императорских снах? Говорите без утайки‚ уклонившиеся в крамолу‚ не то упеку до единого в вечные мерзлоты‚ безропотно и безотходно!

Спросили с почтением из шеренги:

– В вечные мерзлоты – к вечным работам?

– Именно! Для отрытия в недрах земли неисчерпаемых богатств.

– Отчего же всех до единого?

– Дабы наверное избавиться от нарушителя. Дерзнувшего коснуться Высочайшего сновидения!

В дальних рядах произошло шевеление. Вышел вперед некрупный еврей‚ покрутил золотистую пейсу‚ сказал с приличествующим поклоном:

– Вот он я‚ Ушер Шпильман. Имею обыкновение входить в посторонние сны.

Вскричал министр двора:

– Как же оно так?!

– Вот так. Снился полицейскому приставу‚ будто вытирал об него ноги‚ как о коврик‚ а сапоги во сне были нечищенные. Снился соседу-помещику‚ будто гнался за ним по полям и кричал: "Догоню – ущипну!.." Объявился во сне у господина губернатора‚ дым от цигарки пускал в сиятельный нос…

Эти слова задели министра за чувствительное место его ранимой души:

– Узрев... Возлюбленного монарха... В величайшем удручении... За содеянные вероломства полагается тебя смерти предать!

– За чужие сны не отвечаем‚ – ответил Ушер. – Мало ли кому что снится.

– Враг‚ враг! Варвар и кошмар!.. Да я тебя разорву‚ я тебя в клочья!

– Рвите‚ – согласился. – Хоть в клочья. Хоть как. Всё равно буду сниться. А может, и привидением обернусь.

Перепугался министр‚ лицом побелел‚ осанкой сник‚ ростом опал‚ и Ушер ему сказал:

– Знаете‚ что я посоветую? Не впускайте меня в ваши сны.

– Как же тебя не впускать? Во сне мы беспомощны. Даже само императорское величество.

– Так ведь и я беспомощен. Пусть его императорское величество не спит – не дремлет. Тогда не приснюсь...

Стемнело в комнате. Свеча погасла.

– История закончена. Спать‚ Иоселе.

Душа младенца недоступна пониманию. Маленький Иоселе лег на бочок‚ ладошку подложил под щеку, и с этой ночи начались злоключения. Забиралась во сны к ребенку всякая противность – солдаты с ружьями‚ казаки с саблями‚ бомбардиры при мортирах. Рослые и безбородые‚ дикие и могучие‚ набегали пауками на голенастых ногах‚ лопатки рычагами ходили по спинам, – не укрыться в тайниках одеяла. Солдат поблескивал штыком‚ казак целился пикой‚ бомбардир прикладывал фитиль к пушке‚ чтобы пальнула‚ – Иоселе подскакивал на матраце и вскрикивал от страха:

– Тателе‚ мамеле!..

– Не плачь‚ сынок‚ – успокаивал Ушер и для пущей убедительности брал в руки кочергу: – Вот я приснюсь тебе и наведу порядок.

Иоселе задремывал у отца на руках‚ видел во сне штыковой бой‚ кричал в ужасе:

– Тателе! Приснись поскорей‚ ты же можешь!..

Ушер старался изо всех сил‚ отчего снился Блюме‚ любимой жене своей‚ снился соседям по ближним и дальним улицам; даже полковые дамы из расквартированной поблизости инфантерии разглядывали‚ будто наяву‚ рыжекудрого красавца‚ а их мужья бессильно сжимали кулаки во снах‚ усматривая его безразличие при всеобщем дамском поползновении‚ – на дуэль не вызовешь, в рядовые не разжалуешь, на Кавказ не сошлешь. Все в округе видели по ночам Ушера‚ но в сны к Иоселе он пробиться не мог‚ чтобы уберечь и защитить.

Спрашивал с надеждой по утрам:

– Я тебе не снился?

– Нет‚ – плакал Иоселе. – Приснись, тателе, ну приснись!..

Не спал допоздна от страха ночей. Таращил в темноту глаза. Худел. Иссыхал. Трепетал – бабочкой на стекле. Не надеялся уже на отца, и Ушер иссыхал тоже.