Количество жалоб, как показал анализ, из месяца в месяц не уменьшалось. И большинство из них говорило о нарушении трудового законодательства, Устава сельскохозяйственной артели, об ущемлении жилищных прав граждан. Многие жалобы казались вполне обоснованными.
«Надо определить, с каких предприятий поступает наибольшее количество жалоб», — решил Юрий Никифорович и пригласил, к себе Корзинкину Александру Мироновну.
Эта женщина, лет тридцати с лишним, всегда подтянутая, с умным взглядом, сразу понравилась Лаврову. В ней чувствовались деловитость, стремление к самостоятельности анализа и выводов, живой интерес к своей профессии. Иной раз, правда, Юрию Никифоровичу казалось, что Александра Мироновна излишне самоуверенна. Но Лавров не счел нужным говорить с ней на эту тему, решив, что при случае она сама на деле убедится в этом своем недостатке.
Корзинкина вошла в кабинет. Отчетливей, чем обычно, сверкнула седая прядь в темных гладких волосах — «военный трофей», как, шутя, говорила Александра Мироновна, когда ее спрашивали о причине столь ранней седины.
Действительно, через несколько недель после окончания десятилетки Шура Корзинкина добровольно ушла на фронт. Домой она вернулась в сентябре сорок пятого года повзрослевшей, возмужавшей, в солдатской гимнастерке, в повидавших виды сапогах; и выцветшей пилотке, оставлявшей открытым высокий лоб с первыми морщинами и сединой, особенно заметной потому, что лицо Саши было опалено южным солнцем.
Александра Мироновна подошла к столу Лаврова и выжидающе взглянула на начальника.
— Скажите, пожалуйста, — начал он, предложив ей сесть, — с каких предприятий к нам поступает наибольшее количество жалоб? Очень важно установить это, чтобы сразу взяться за самое главное.
— Из стройтреста много жалоб идет, — сказала Корзинкина. — Часто жалуются на руководителей промышленной страховой кассы. Вообще же, Юрий Никифорович, я не готова к этому разговору, я просто не занималась таким анализом. Если нужно…
— Да, да, Александра Мироновна, по-моему, даже очень нужно, — подхватил Лавров. — К кое-каким выводам я уже пришел, разбирая жалобы, но полной картины пока нет. Подготовьте, прошу вас, эти данные. Как вы думаете, сколько времени на это нужно?
— К среде, наверное, сделаю.
— И наиболее характерные жалобы отложите, пожалуйста, я их почитаю.
После ухода Корзинкиной Лавров просмотрел почту и занялся уголовным делом, по которому милицией привлекался к ответственности за хулиганство рабочий городского строительного треста Константин Можайко.
«Выйдя из автобуса, — гласил протокол, — Можайко допустил нецензурную брань и ударил гражданина. Несмотря на предупреждение, сделанное работником милиции, Можайко продолжал выражаться…»
«Но достаточно ли данных для предания Можайко суду?» — думал Лавров. Продолжая читать материалы дела, Юрий Никифорович обратил внимание на характеристику Можайко, присланную в милицию начальником строительного участка.
«Можайко плохо относился к работе, совершал прогулы, неоднократно появился на работе в нетрезвом виде, дезорганизатор производства, в обращении с сослуживцами груб, плохо поддается воспитанию, в общественной работе никакого участия не принимает…»
Другие документы говорили о том, что ранее Можайко не судился. Служил в Советской Армии. Образование у него — семь классов, женат… «Нет, надо еще проверить, насколько верна эта характеристика. Если все подтвердится, тогда и пошлем дело в суд. Пока еще мы слишком мало знаем об этом парне…» — решил Лавров. И, сняв трубку, Юрий Никифорович позвонил секретарю партийной организации городского строительного треста.
— Ах, это тот Можайко, который привлекается к уголовной ответственности? — сразу вспомнил секретарь. — Как же, как же, слышал… Скверная история, товарищ прокурор! Я и сам собирался к вам завтра с утра заехать. Представьте себе — толковый работник, быстро освоил профессию, ежемесячно перевыполняет производственные нормы, ни в чем дурном не замечен — и вдруг такая история! А мы было хотели его бригадиром сделать. И квартиру дали. Что случилось — сам не пойму, но жалко мне парня, прямо вам скажу.
— Дело в том, товарищ Пудалов, — сказал Лавров, — что ваши товарищи расписали этого Можайко совсем иначе. Вот послушайте…
И Юрий Никифорович прочитал характеристику.
— Что вы! Это недоразумение! — воскликнул Пудалов. — Это они что-то напутали, не на того написали, что ли…
— Тем лучше. Тогда я попрошу вас вот о чем: передайте, пожалуйста, чтобы начальник участка и председатель постройкома сегодня же представили мне на Можайко другую характеристику, я буду ждать.
— Да, да, конечно, — сказал Пудалов. — Я прослежу…