Характеристику привезли через час с лишним. Лавров возвратил дело Можайко в милицию, предложив проверить обе характеристики и в зависимости от результатов проверки решить вопрос об ответственности Можайко.
На другой день с утра Лавров пригласил к себе всех работников. Пора было поделиться с товарищами своими выводами и размышлениями. Лавров мыслил себе этот разговор как беседу, обмен мнениями, и сам не заметил того, что получилось нечто вроде доклада, в котором он говорил и об усилении общего надзора и надзора за милицией, и о том, что следователям надо самим чаще возбуждать дела, а не ждать, пока материал поступит в прокуратуру из милиции.
— Пассивность, — говорил Лавров, — нам не к лицу. Однако важно не только бороться с преступностью, но и предупреждать ее. А это возможно лишь тогда, когда все мы будем общаться с людьми, будем ходить к ним, а не ждать, пока они придут к нам. Разве лекции о социалистической законности, показательные открытые процессы мало дадут людям? — спросил собравшихся Юрий Никифорович. — Я думаю, что очень много. И потому я просил бы вас продумать темы лекций, с которыми многие из вас могли бы выступить на заводе, на стройке или в колхозе…
После совещания Лавров решил поговорить с начальником городского отдела милиции Орешкиным. Что-то он упорно не информирует прокуратуру о происшествиях в городе. Или, может быть, все спокойно?
С Орешкиным отношения пока не клеились. Лавров понял это с первой встречи, но решил терпеливо ждать, не призывая начальника милиции к порядку, не обостряя конфликта, не возражая даже против неуважительного «ты», с каким Орешкин обращался к Юрию Никифоровичу. «Что ж, — думал Лавров, — «ты» так «ты», лишь бы дело делалось. Это, видимо, манера такая».
Однако с каждым разом Орешкин разговаривал с новым прокурором все более вызывающе, а главное, отказывался выполнять прямые указания прокуратуры. «Постараюсь постепенно «приручить» его, — решил Лавров. — На таких людей спокойная реакция действует лучше, нежели попреки и выговора. Трудный характер, что и говорить…»
— Здравствуйте, товарищ Орешкин, — соединившись по телефону с милицией, сказал Лавров. — Вы что-то нас совсем забыли. Кто? Да, Лавров, прокурор Лавров говорит. Я не имею данных о происшествиях. Спокойно в городе или нет?
— Да, конечно, — сказал Орешкин, — не скучаем. Два дня назад от одной гражданки поступило заявление, что в магазине у нее из хозяйственной сумки похитили 150 рублей, вчера у заводского клуба один юнец в пьяном виде хулиганил. Мы его задержали. Сегодня-завтра придут к тебе за санкцией.
— Но почему же вы ничего нам не сообщили? — спросил Лавров, стараясь ничем не выдать своего раздражения.
— Я сообщаю в горком партии, — сухо ответил начальник милиции.
— Не понимаю, — удивился Лавров. — Сводки о происшествиях должны поступать и в прокуратуру, мы же с вами условились.
— Ты, может, и условливался, да я-то тебе ничего не обещал, — ленивым голосом, так, будто весь этот разговор давно ему надоел, отозвался начальник милиции.
В первое мгновение Юрий Никифорович чуть было не вспылил, так возмутил его этот небрежный тон. Но, оставаясь верным себе, прокурор попробовал все же спокойно урезонить Орешкина.
— Я ведь не об одолжении вас прошу, — сказал он. — Существует положение, и вы, мне кажется, должны с ним считаться. Законного требования прокурора никакое должностное лицо не вправе отвергать.
— Требования требованиями, а у нас такого порядка не было, — заявил Орешкин, — и вводить его я не буду. Завтра другой прокурор придет — опять что-нибудь придумает, а мы и вертись туда-сюда. Нет уж!..
Орешкин явно распоясался, в голосе его слышалось раздражение, тем большее от того, что начальник милиции понимал правоту прокурора — понимал, а вот подчиниться никак не хотел, не в его это было характере — упрямом, властном, а иной раз и вздорном.
Воцарилось молчание, лишь тяжелое, неровное дыхание Орешкина доносилось по проводу до Лаврова.
— Грубовато, товарищ начальник. Впрочем, не в этом дело. Надеюсь, что вы поняли, о чем я вас прошу, и нам не придется возвращаться к этой теме. До свидания.
И Лавров положил трубку.
«Неужели же Петр Петрович не спрашивал с милиции никаких сведений о происшествиях в городе? — подумал он. — Или Орешкин просто пытается ввести меня в заблуждение? Нет, не может быть, чтобы прокуратура и милиция были настолько разобщены».
Лавров вызвал секретаря.
— Мария Ивановна, если товарищ Рябинин у себя, попросите его ко мне.
Вскоре заместитель прокурора города Рябинин вошел в кабинет.
— Садитесь, пожалуйста, Степан Николаевич. Скажите, вы действительно не получаете сводок о происшествиях?
— Да, к сожалению, именно так. У нас уж так повелось: милиция сама по себе, прокуратура тоже.
— Но ведь это, по меньшей мере, странно.