Пространство и время

— Чего не умеешь? Ягоды собирать? — Девочка улыбнулась и переглянулась с другими ребятишками. Это была вчерашняя девочка.

— Я ведь еще не очень большой.

— Пошли, — взяла она его за руку. — Напугался вчера Мишки?

— Я-то?! — задрожал от негодования Вовка.

— Он старый у нас, Мишка. Он никого не трогает. Тебя Вова зовут?

— А как ты знаешь?

— Мама тебя вчера водила на лебедку. Помнишь? Ее тетя Маруся зовут.

— А, — сказал Вовка. — У тебя мама во! Добрая!!!

— Мама у меня добрая. Добрей всех.

— И у меня добрая. Добрей всех в миллион раз.

— А моя в триллион, — сказал самый маленький в компании.

— А что больше, — спросила у него девочка, — триллион или миллион миллионов? — и рассмеялась весело.

— Все больше, — сказал малыш: все так и покатились со смеху. Вовка смеялся вместе со всеми, ему очень нравились ребята, особенно эта девочка — Ната.

В лесу Ната показала Вовке, какие собирать ягоды — такие красные, зернистые, земляника называется. Или такие черные, кругленькие — черника.

— Землянику я ел. И чернику ел, — сказал Вовка.

— У вас ведь тоже есть на Урале ягоды. — Ната ловко и быстро собирала в банку чернику.

— У нас поселок, завод, трубы, начальство, — напыжившись, сказал Вовка. — План все выполняют. А лес далеко.

Ната рассмеялась:

— А знаешь, что такое план? Вот тебе надо собрать сегодня полную банку черники. Это твой план.

— А я думал, план — это на заводе трубу все топят, а из трубы дым идет. У нас на улице если встретятся, говорят: «Даешь пятилетку в четыре года!» — и на трубу смотрят.

— Учиться пойдешь, многое поймешь. Ученье — свет, знаешь?

— Учиться-то охота, — сказал Вовка. — Только как двоек нахватаешь, ух! Бабушка меня ругает, говорит, тебе что в лоб, что по лбу. А это не все равно, Ната?

— Что?

— Ну, что в лоб, что по лбу?

— В том-то и дело, что все равно. Мол, что ни говори, а получается что в лоб, что по лбу.

— Вот двойку и поставят, — грустно сказал Вовка. — Про лбы эти я никак не пойму!

Вовка, когда разговаривал, всегда напряженно думал, а когда думал, никогда не замечал, что делают руки. Соберет ягод с треть банки, а пока разговаривает, почти все машинально съест. Ната поняла это, взглянув на его лицо: губы, подбородок и даже нос — черные.

— Так не пойдет. А что бабушке с мамой принесешь?

— Вишь ведь какой я! — почти восхищенно сказал Вовка.

— Вишь ведь… — не выдержала Ната и рассмеялась. — Смешной ты. У тебя что нелепо, все хорошо.

Вовку радовал ее смех. Какая-то Ната была интересная девочка, разговаривает с ним, смотрит внимательно. Вовке это приятно, хочется еще что-нибудь сказать такое, чтобы она смеялась. Но нарочно трудно думается, не получается, чтобы смешно сказать.

Он шел, шел, думал, запнулся и упал. Банка вылетела из рук, разбилась о пенек, ягоды рассыпались. Но это ничего. Главное, он сам упал на сучок, сук распорол ему ногу, полилась кровь. Вовка хотел заплакать от боли, но только закричал: «Мама!» — а Ната, когда увидела кровь, побелела как мел. Вовка испугался, что она так побледнела, и заревел.

Прибежали ребята, все кричат, мешают друг другу, а Вовка сидит на траве, ревет, и кровь по ноге бежит. Одна девочка оказалась смелой, сияла с головы платок, перетянула Вовке ногу.

— Больно?

— Угу, больно, — кивнул Вовка, растирая кулаком слезы по лицу.

— Ну-ка, оп-па, вста-а-вай! — Девочка помогла Вовке подняться, Вовка снова почувствовал, что он или генерал сейчас, или солдат, ранен на поле битвы, а это медсестра, сестричками их на фронтах называют…

Вовка оперся на плечи двух ребятишек, и компания, галдя, двинулась на рейд…

2

На медпункте вся ватага осталась за дверями, а Вовку девочка провела прямо в кабинет. У двери сидели две старушки, ждали, видимо, своей очереди, но девочка даже не взглянула на них.

— Мама, — сказала девочка, — Вова распорол ногу.

— Какой Вова? — Сестра, держа в руках шприц, обернулась, и Вовка узнал в ней Люсю; сразу стало ему тоскливо и страшно. — А-а… — протянула она, — вон какой Вова.

А Вовка подумал: «Мне больно, а ей хорошо…»

— Ну-ка что там у тебя? — Она развязала на ноге платок. — Боже ты мой, где это тебя так угораздило? — Люся не на шутку встревожилась, Вовке сразу стало легче: рана — это дело серьезное, солдатское.

— Понимаешь, мама, мы ходили по ягоды, Вова запнулся и упал. Он, наверное, много крови потерял… Я оказала ему первую медицинскую помощь.

— Так, так… — говорила Люся. Она налила в таз теплой воды, поставила таз рядом с Вовкой и начала осторожно промывать рану. Вовке было больно, но в то же время приятно. Ему нравилось — Люся была чужая и пусть будет чужой, нечего ей этой приятностью подкупать.

Да и не оттого было приятно, что руки у Люси нежные и ласковые, просто вода теплая. Вовка понял это, и сделалось совсем легко и приятно. Всегда вот Вовке казалось, что он настоящий солдат. А почему солдат? Потому что терпит и не поморщится. Бабушка, наверно, правду говорила, быть ему генералом.