Простонародные рассказы, изданные в столице

Но однажды небо ниспослало грозу с сильным ветром, золотой ларец внезапно раскрылся, и Чэн-ван увидел в нем дощечку с письменами. Только тогда он узнал всю глубину преданности Чжоу-гуна. Он приветствовал возвращение своего министра, а Гуань-шу и Цай-шу казнил. Предки Чжоу, честь рода которых была в опасности, снова обрели покой. Но подумайте, кто бы сумел разобраться во всем этом, случись Чжоу-гуну заболеть и скончаться в ту самую пору, когда Гуань-шу и Цай-шу только начали распространять слухи о том, что он изменник, а золотой ларец с посланием оставался бы закрытым и сомнения Чэн-вана еще не разрешились? Разве последующие поколения не сочли бы этого хорошего человека дурным?

Во второй строке стихотворения говорится о Ван Мане. Ван Ман, по прозвищу Цзюй-цзюнь, был дядей императора Пин-ди[161] династии Западная Хань[162]. Он был лицемером. Пользуясь расположением и влиянием императрицы-регентши, он присвоил себе власть и величие государственного министра и втайне замышлял завладеть престолом династии Хань. Стремясь снискать расположение подданных, он старался держаться покорно и скромно, уважать надлежащие нормы поведения и ценить талантливых людей. Он делал вид, что действует справедливо, и притворялся, будто совершает подвиги. Сотни тысяч людей[163] в областях и уездах Поднебесной[164] толковали о добродетелях Мана. Видя, что подданные настроены в его пользу, он отравил императора Пин-ди, сослал вдовствующую императрицу-мать и провозгласил себя императором, назвав свою династию «Новой». Он держался у власти восемнадцать лет[165], пока его не убили, когда Лю Вэнь-шу[166] из Наньяна[167] поднял восстание, чтобы возродить династию Хань. А если бы Ван Ман умер на восемнадцать лет раньше, разве он не был бы признан добродетельным министром с незапятнанной репутацией? Таким бы его и описали в истории, и потомки считали бы этого дурного человека хорошим. Вот почему с давних пор говорят: «Лишь время может открыть до конца то, что кроется в душе человека»[168]. Говорят еще так: «Репутация человека утвердится бесповоротно не раньше, чем над ним опустится крышка гроба»[169]. По кратковременной славе нельзя судить, благороден ли человек, а по случайной хуле нельзя считать его низким. И стихи подтверждают:

Известно давно: ни хвалу, ни хулу
внимательно слушать не стоит;
В урочное время и правда, и ложь
проявятся сами собою.
Ведь стоит мгновенье одно легковерно
послушать сужденья людские —
И смотришь, разумнейший человек
уже опорочен молвою.

Сегодня я расскажу об одном министре, служившем прежней династии. Пока он не занял высокий пост, он имел очень хорошую репутацию. Но когда в руки к нему пришла власть, он дал себе волю, стал действовать безрассудно и немало напортил, чем вызвал всеобщее недовольство; его имя сопровождали бранью и поношениями. И многие затаили в душе злобу против него. Так вот, если бы этот человек уснул навеки в ту пору, пока он пользовался доброй славой, люди и по сей день тысячи и десятки тысяч раз выражали бы о нем сожаление и говорили бы, что государство постигло несчастье, раз такой замечательный человек не успел занять высокой должности и полностью проявить свои способности. Случись так, в веках сохранилось бы его доброе имя. Но смерть поздно пришла к нему, и он дожил до того времени, когда его стали ругать и поносить в десять тысяч голосов. Вся беда была в том, что он прожил на несколько лет больше!