Иван посмотрел на капитана, на рулевого, косившего на него глазом.
— Сказал бы я вам...
Он взял швабру, скрутил ее, взвалил на плечо и вышел из рубки.
— Грубиян ты, Игорь, — сказал Сергей, когда Иван захлопнул за собой дверь рубки. — Нельзя так с человеком.
— Я в шутку.
— Хороши шутки, когда у человека пятна на щеках выступают. Не забывай все-таки, что вы с ним приятели. А сейчас ему приходится «вы» тебе говорить и твои приказания выполнять. К этому сразу не привыкнешь.
— Человек три месяца на судне, — сказал Игорь. — Если бы хотел привыкнуть — привык бы. Вроде ветерок потянул от норд-оста...
— Не «вроде», а верных четыре балла, — строго сказал Лавр Семенович. — Замерьте-ка ветер, Игорь Петрович.
Старший помощник, на ходу застегивая ватник, поднялся на мостик, понюхал воздух, повернувшись к северо-востоку, потом зашел в рубку. Он негромко поздоровался, зевнул в ладонь, подошел к карте, долго смотрел на нее, тяжело опираясь на прокладочный стол. Игорь взял анемометр и вышел на мостик. Анемометр был новой конструкции, непосредственно показывавший на шкале скорость ветра в метрах в секунду.
— Шесть метров, — сказал Игорь, вернувшись в рубку.
— Я же говорил, что четыре балла, — произнес капитан. — Пока четыре... Ну, сдавайте вахту Григорию Ильичу и идите спать. А то вы с одиннадцати часов вечера в рубке...
Игорь посмотрел на капитана, улыбнулся.
— А вы?
— Мое дело капитанское, — сказал Лавр Семенович. — И вы идите вниз, Сергей... как вас дальше?
— Трофимович.
— Идите отдыхать, Сергей Трофимович. Вы пока тут не нужны. Вот к концу дня этот норд-ост волну разведет, тогда приходите.
Сергей подождал, пока Игорь допишет судовой журнал, и вместе с ним пошел вниз.
— Спать ужасно хочется, — признался он, улыбаясь. — Я еще не привык так...
К вечеру погода резко ухудшилась. Ветер гнал низко над водой тяжелые фиолетовые облака, рвал пену с гребней волн, стелил ее по воде длинными, узкими полосами. Сергей Огурцов закутался в полушубок и стоял на мостике, глядя назад, где покачивался в волнах его землесос. Время от времени на мостик выходил капитан, поднимал к глазам бинокль, подолгу смотрел на землесос.
— Ничего, пока не валится, — говорил он каждый раз одну и ту же фразу и возвращался в рубку.
Так прошла ночь. Сменялись рулевые, сменялись вахтенные помощники, а Сергей все стоял на мостике. Время от времени он включал прожектор и нащупывал лучом свое судно. Землесос пока вел себя отлично. Даже при пятибалльной волне он не зарывался в воду. В бинокль было видно, как обломившийся гребень волны прокатывается по палубе землесоса. Утром капитан вышел на мостик, обнял Сергея за плечи.
— Не надо так волноваться, Сергей Трофимович, — сказал Лагунов. — Ваш плотик ведет себя в море очень прилично. Сначала мне думалось... — он не договорил, что ему думалось, и закончил: — Я ожидал худшего.
— Если такая волна даст ему в борт, — сказал Сергей, — он перевернется. Это я точно знаю.
— Будем следить за тем, чтобы не поставить его вдоль волны, — сказал Лавр Семенович. — При надобности переменим курс. Торопиться не будем. Вы давайте-ка идите отдыхать. А то у вас уже лицо серое. Куда это годится?
— А у вас коричневое, — сказал Сергей. — Кому лучше?
Они оба рассмеялись.
— Черт его знает, кому из нас сейчас лучше, — произнес Лавр Семенович и спросил: — На Лене есть землесосы?
— Еще нет. Работают там какие-то хилые землечерпалки туземного производства. А Лена — вы же знаете, какая река: фарватеры песком заносит по нескольку раз за навигацию. Вниз судно идет одним фарватером, а через пару недель наверх возвращается уже по другому. Я тем летом прошел от Тикси до Якутска. Трепка нервов, а не плавание. После этого я речников стал уважать...
— Значит, им землесос очень нужен, — сделал вывод Лавр Семенович.
— Позарез. Они два года подряд упрашивают нашу экспедицию привести к ним землесос. Но до этого лета не могли решиться отправить в море столь ненадежную посудину... Сами видите, сколько нервов на нее тратится. Нервы-то бог с ними. Нервы новые вырастут. Лишь бы не даром. Тащишь, тащишь, а она вдруг возьмет да и булькнет... Скорее бы хоть в лед войти, что ли.
— До льда еще далеко. Раньше, чем за Югорским Шаром, мы его не встретим. В этом году, говорят, на редкость хорошая ледовая обстановка.
— Жаль. Балла четыре льда не мешало бы нам...
— Не волнуйтесь. Ветер стихает, горло Белого моря мы прошли. Так что идите отдыхать. Я, пожалуй, тоже примну диванчик часика на два. — Капитан зевнул и пошел в рубку.
В скором времени ветер и в самом деле стих. Капитан спал на диване в рубке, прикрыв лицо фуражкой. Старпом, заложив руки за спину, шагал по мостику, медленно переставляя грузные ноги.
— Пойду-ка я отдохну малость, — сказал Сергей. — А то вся фигура одеревенела от этого стояния.
— А чего вы вообще здесь стояли? — спросил Григорий Ильич. — Может, вы надеялись его за трос наверх вытянуть, если бы он оверкиль сыграл?.. Лежал бы я на вашем месте в каюте и читал бы книжку про графа Монте-Кристо.
— Не могу, — признался Сергей, виновато улыбаясь. — Душа болит.