— До Диксона осталось тысяча сто двадцать четыре мили, — сказал Игорь, когда двинский плавмаяк остался за кормой. Далеко впереди чернели силуэты последних судов каравана. Сергей Огурцов, не выходивший из рубки с тех пор, когда был выбран якорь, произвел несложный подсчет:
— Семь суток ходу, если будем давать по семь узлов.
— Дались вам эти подсчеты, — проворчал капитан. — За сколько дойдем, за столько и дойдем... Не утонул еще ваш кровосос?
Лавр Семенович взял бинокль, вышел на крыло мостика и долго смотрел назад.
— Волнуется старик, — тихо сказал Игорь и подмигнул Сергею.
— Знаешь, — Сергей наклонился к Игорю, — у него есть приказ рубить буксир в случае чего. Ни под каким видом не спасать и не рисковать людьми... Это ж небывалое дело — землесос по морю тащить, да в Арктике.
— Неплохо, неплохо... — произнес Лавр Семенович, вернувшись в рубку. Он положил бинокль, поскреб отросшую за ночь рыжеватую щетину. — Игорь Петрович, потравите еще сто метров троса. Все-таки скорость станет чуть побольше.
— Есть потравить еще сто метров, — сказал Игорь и пошел на шлюпочную палубу, к буксирной лебедке.
У шлюпки, сонно глядя на исчезающие в утренней дымке сиреневые берега, стоял вахтенный матрос Иван Карпов.
— Привет, командир, — сказал он Игорю. — Ты чего не на мостике?
— С добрым утром, Ваня, — сказал Игорь и надвинул Ивану на нос комсоставскую фуражку, которую тот купил в Двинске. — Куда должен смотреть вахтенный матрос? Как об этом в книжке сказано?
— Вперед, — доложил Иван.
— А ты почему направо смотришь?
— Там вид красивее. — Иван поправил фуражку.
— Ох, — вздохнул Игорь. — Ты и старпому так отвечаешь?
— Старпом не спрашивает. Ему наплевать.
— Давай-ка потравим буксир, — сказал Игорь. — Научился с лебедкой обращаться?
— А как же. Я теперь все знаю, — прихвастнул Иван.
Игорь посмотрел ему в глаза, усмехнулся.
— А каков объем одной тонны мороженой баранины?
— Не знаю, — хмыкнул Иван.
— Вот то-то. Объем одной тонны мороженой баранины равен шестидесяти четырем кубическим футам. Запомни. Будешь плавать на рефрижераторных судах — пригодится. Ну а теперь ближе к делу: какова разрывная прочность этого троса? — Игорь пощелкал ногтем по буксиру.
— Не знаю, — признался Иван, даже не пытаясь изобразить на лице раздумье.
— Ох какой ты серый... Ну, отдавай стопора, матрос Карпов.
— Есть отдавать стопора, товарищ помощник... Иван подошел к лебедке, отдал винтовой стопор, потом ленточный.
— Можно травить? — спросил он.
Игорь открутил еще немного рычаг ленточного стопора.
— Трави.
Иван включил электропитание, повернул штурвал. Лязгнули зубья шестерен. С глухим гулом завращался вал буксирной лебедки. Толстый, витой, маслянистый трос, скребясь по дугам, пополз за борт. Иван подошел к Игорю, стал смотреть, как с вала соскальзывают шлаги троса.
— Могучая машина, — произнес Иван, сунул руку под кожух и погладил трос. Игорь взял его за плечи и отодвинул в сторону.
— Чудило. Прихватит руку тросом — ахнуть не успеешь, как из рукава вынет. Я знаю одного такого героя. Ему пенсию дали маленькую-маленькую...
— Нам до Диксона долго идти? — спросил Иван.
— Не знаю, — сказал Игорь, глядя на удаляющийся землесос и прикидывая, сколько метров троса ушло в воду.
— Разве ты не знаешь расстояние до Диксона?
— Расстояние знаю. Стоп! — скомандовал Игорь.
Иван отступил к штурвальной колонке и выключил лебедку. Потом он наложил стопора и вырубил питание.
— Сколько теперь троса вытравлено? — спросил Иван.
— Метров триста. Ну, я пойду на мостик. Увидишь капитана — моментально делай умные глаза и пристально гляди вперед. Без двадцати восемь зайдешь в рубку, сделаешь там приборочку. Это полагается при сдаче вахты. Усвоил?
— А ты сам не можешь там приборку сделать?
— Мне нельзя. Я комсостав.
— Я с этим комсоставом водку пил... — буркнул Иван.
Игорь взял его за отворот брезентовой куртки, придвинул к себе.
— То было на берегу, — сказал он. — В море ценности существенно переоцениваются, запомни это. И будь ты мне хоть родным дядем, я с тобой в море не выпью ни капли. А если плохо приборку сделаешь, взгрею и заставлю переделать. Усвоил?
— Иди ты к черту.
— Тяжелый ты человек, матрос Карпов, — сказал Игорь, снова надвинул Ивану на нос фуражку и побежал на мостик.
Без двадцати восемь Иван притащил в рубку тяжелую швабру, с которой стекала вода. Он вымыл коричневый линолеум палубы, вынес пепельницу с окурками, протер ветошкой пыль на прокладочном столе, смахнул с дивана папиросный пепел.
— Привыкаем к морскому делу, Иван Иванович? — спросил Сергей Огурцов, по обыкновению улыбаясь и встряхивая волосами.
— Дело нехитрое, — сказал Иван. — Особенно это, — он указал на швабру.
— Но полезное, — добавил Игорь. — У тебя цвет лица переменился так, что любо-дорого смотреть. А в Ленинграде что было? Огурец маринованный, а не человек.
Иван разогнул спину.
— Выбирайте все-таки выражения, товарищ второй помощник капитана.
Игорь засмеялся.
— Можешь называть меня Игорь Петрович, — сказал он. — Товарищ второй помощник капитана — это слишком длинно. Если будешь докладывать о чем-нибудь срочном — упустишь время.