Прости меня, если сможешь

На следующий день Тернер, ничего не объясняя, взял меня под локоток и отвез в город, в торговую галерею. Там мы поцапались еще разок — хотя из-за присутствия посторонних, так некстати явившихся в ту же самую галерею, обошлись без размаха. После продолжительного шипения и ядовитого фырканья с обеих сторон, я уступила, и сделала то, чего мне самой хотелось до дрожи — обзавелась добротным осенним гардеробом. Вещи, пусть неброские и непритязательные, были практичными и качественными и — моими, только моими.

Государство задолжало Тернеру кругленькую сумму за мое содержание — чеки я аккуратно собирала и в конце закупок торжественно вручила молчаливому носорогу. Словом, к яркому вспыльчивому природному темпераменту, проглянувшему из-под слегка облезшей плесени проклятия, я приноровилась. Легко и, пожалуй, даже с удовольствием.

Сегодняшний скандал случился из-за того, что я вынуждала носорога колдовать. Тернер пребывал в странной уверенности, что если доктора ему колдовать не рекомендовали, да и получается у него всё равно косо-криво, тяжело и больно, то и нечего нарушать врачебный запрет, а мне непременно нужно было там подвинуть, там заделать, вот тут обеззаразить… После того, как пытаясь подвинуть шкаф, он его повалил, а обеззаразить сумел только с третьей попытки, Мэтт-таки вспылил, наорал на меня обозвав бессердечной стервой и темной эгоисткой.

Я попыталась донести до его дубовой светлой башки, что это перед приступом колдовать ему вредно, а вот сейчас — как раз полезно, каналы разрабатываются, да и вообще… Я же не просто так говорю! Но куда там — «Лиза, пожалуйста, не пытайся со своим куцым опытом и аспирантурой быть умнее квалифицированных целителей!» Словом, в Тернера полетела тряпка для пыли, швабра, флакон с патентованным средством «Чистоблеск» и здоровенный кусок строительного мела. Когда я выплеснула на него еще и воду, он окончательно взбесился, и теперь я трусливо отсиживалась в кабинете. После того, как я влезла в его деньги, входить в кабинет носорог мне запретил — но ключа не отнял, и по непонятной мне самой причине, после всех ссор я пряталась именно здесь, хотя в другое время послушно и благовоспитанно не нарушала запрета.

— Мэтт! — крикнула я, приоткрыв дверь, но из надежного убежища не выходя. — Где чеки на мою осеннюю одежду? Давай их сюда, я их тоже подколю.

— Я с ними уже разобрался, — буркнул носорог, оказавшись гораздо ближе, чем я ожидала.

— В смысле? Еще же месяца не прошло, на моем счету еще нет начислений… — от удивления я даже высунулась из укрытия, чтобы подозрительно взглянуть светлому в глаза.

— Нет, я просто отвез их в городской дом! Когда деньги поступят… — и ловким рывком Тернер выдернул меня из кабинета, взвалил на плечо и, пинком захлопнув дверь, что еще недавно была мне защитой и опорой, понес меня в неизвестном (хотя, конечно, отлично известном!) направлении.

Но, увы, его благое и, не побоюсь этого слова, мудрое начинание было пресечено на взлете стуком в дверь.

Я соскользнула с обжитого плеча, смерила разочарованного Мэтта взглядом «как-вы-могли-я-не-такая!», и пошла открывать двери — как и положено образцовой горничной в приличном доме. Вот только дама, стоявшая за дверью, сбила с меня весь игривый настрой. Крепко сбитая, затянутая в форму как в броню, она один-в-один походила на сотрудницу изолятора, которая доставила меня в дом Тернеров. В руках — папка и объемистая сумка через плечо. Сурово поджатые губы и глаза, выискивающие малейших непорядок, довершали образ. Интересно, их где-то специально выращивают?

— Добрый день, — сдержанно поприветствовала я официальное лицо при исполнении.

— Лиза Миллс? Я инспектор Дафна Кован, в мои обязанности входит проверка исполнения приговора по делу пятьсот девяносто семь дробь восемьдесят три от двадцать второго августа этого года. Я могу увидеть вашего смотрителя?

Несмотря на формулировку, это был не вопрос. Это был приказ. Я молча отступила от дверей, позволяя инспектору Кован войти. — Мистер Тернер, доброго дня, я инспектор…

Светлый спустился по лестнице следом за мной, и теперь суровая дама обращалась напрямую к нему. Носорог был спокоен и благожелателен, а у меня сердце обвалилось в желудок, сделало там кульбит, пустив тошнотворную волну по внутренностям, после чего вернулось на место, но застучало в два раза чаще. Время замедлило ход. Все ощущения обострились и усилились, а мысли обрели бритвенную остроту — как всегда бывало в моменты опасности.

— Проходите, — пригласил ее тем временем Мэтт. — Здесь, как видите, несколько не обжито, поэтому удобнее будет говорить на кухне.

— Благодарю, — благосклонно улыбнулась инспектор Кован, и я восхитилась про себя.