Простая формальность

Она стояла на газоне и смотрела, как спокойно летит пчела к бугенвилеям, сплошь покрывавшим одну из стен бунгало. Пчела показалась ей безмятежно счастливой. У нее не было никаких особых устремлений. Единственное, что она должна делать — исполнять свою каждодневную задачу: убедиться, какая погода, перелететь с цветка на цветок, перенося пыльцу, снести ее в улей, передать рабочим пчелам. Все дни исполнены смысла, гармонии и подчинены законам природы. Никакой метафизики, столь чреватой ошибками. Никакие эмоциональные порывы не нарушали ее безмятежности, когда она делала свое дело — наполняла наши горшочки медом.

Она перевела взгляд на свои короткие худые и бледные ноги, торчащие из шорт. Большинство склеротических узлов были скрыты шортами, но два маленьких торчали над коленками! Мускулы во всем теле стали дряблыми, ткани обвисли вокруг костей, кости словно усохли, волосы поседели — только краска и спасает — и без очков она уже не могла читать, а до сих пор ничего в жизни не поняла!

Господи, когда же придет мудрость?!

Когда-то она думала, что к пятидесяти годам многое поймет и найдет ответы на все вопросы, настанет долгожданный покой, и она научится быть рассудительной, терпимой, спустится с небес на землю. Что, прожив полвека, не будет больше брести наугад, все еще не желая соглашаться с наиболее простым и ясным выводом: когда вам за пятьдесят и на коленях возрастные утолщения, воспринимать человеческую жизнь можно только скептически.

Но ведь она любит Хэнка.

В нем залог ее спокойствия. Когда он рядом или где-нибудь поблизости, все хорошо. Когда он обнимал ее и, помимо радости, дарил иллюзию, будто она живет в нормальном мире, и возможен какой-то осмысленный порядок, и ум может подчиниться плоти, и слияние мужчины и женщины и есть лучший ответ на все вопросы — тогда ей казалось, что она счастливейшая из женщин. И все-таки он не сумел избавить ее от замешательства и боли, только дал передышку. Без него она вновь становилась прежней, такой, какой она была с Клэем — так же искала ответа, боролась с отчаянием, если только ее не отвлекали разные дела, которые, собственно, и доводили ее до отчаяния: визиты к парикмахеру, приемы, хлопоты по дому, с которого и начинается власть одного над другим.

Было только два часа. Хэнк придет не раньше половины восьмого и едва успеет принять душ и переодеться к приходу гостей. Нужно взять себя в руки. Она перебрала в памяти меню. Креветки, ростбиф, спаржа, картофель и салат. Ее никогда не привлекали кулинарные изощрения. Простая здоровая пища из высококачественных продуктов — вот все, что она может предложить Бока-Ратону.

Черт побери! Чего ради она живет в огромном белом особняке с бассейном, окруженным такой густой тропической зеленью, что в ней могли бы укрыться штук сто крокодилов? Почему же она, первая дама в этом захолустном болоте, жарится на канцерогенном солнце и дрожит от страха? Квартирка в СоХо — пусть даже у нее не будет друзей, вкусной еды и волос на голове — и то было бы лучше. Но нужно додумать все до конца, заглянуть в ужасающую бездну и не отвести глаз. Роскошь, вот что ее доконает. Она словно домашняя прислуга-рабыня на Юге, избавленная от изнурительного труда на плантации, обленившаяся, изнежившаяся в комфорте, которая стоит на пороге дома и с тоской смотрит вдаль, на расстилающееся перед ней широкое поле и никак не решается его пересечь.

Синтия Мур. Это имя ворвалось в ее сознание, как огненная комета. Синтия! Неутомимая пчелка. Вот она шагает по Мэдисон-авеню и покупает продукты для Клэя в дорогом магазине, где продаются всякие деликатесы, редкие специи, каких не купить в супермаркете Велфорда, подбирает ткани и обои, проверяет в конце месяца счета, нетерпеливо постукивая по столу наманикюренными пальцами.

Синтия Мур, рослая, светловолосая, относительно молодая и вниманием мужчин, конечно, не обделенная. Днем носит скромную юбку и блейзер. Вечером выставляет напоказ свой пышный бюст.

Она счастлива с Клэем. Мэрион прижала пальцы к вспотевшему лбу. Господи, не может быть, это неправда! Но это правда. Она не желала этого признавать, но мальчики сказали ей, что так и есть. Не зря она боялась. Синтия не была несчастна, как была несчастна Мэрион все двадцать семь лет. Да взгляни же правде в лицо, приказала она себе. Синтия, умеющая жить обычной заурядной жизнью, Синтия со своим курортным магазинчиком и двумя красивыми дочерьми, спокойная и сексуальная — добилась успеха. Синтия Мур сумела приспособиться.

Когда Синтия и Клэй вернулись из свадебного путешествия, Лэнс и Алекс были приглашены на ужин, приготовленный ею собственноручно: цыпленок в винном соусе (не перетушился и не пересох). Все изображали веселье, пытались острить. Обсуждали отделку квартиры. Ели на кухне, потому что она выбросила почти всю мебель Клэя, кроме (подчеркнул Алекс) стульев эпохи Франциска I, которые Мэрион по глупости оставила, когда увозила мебель из дома в Коннектикуте.