Он улыбается, я улыбаюсь, и, как тигрица, мягко двигаюсь к нему. Я достаю висящую на поясе резиновую дубинку и встаю перед любовью всей моей жизни.
- Ты вел себя очень плохо, Айсмен.
- Я это признаю, сеньора полицейская.
Я постукиваю дубинкой по ладони.
- Ты знаешь, чего я хочу, чтобы ты смог искупить свою вину.
Эрик прыскает от смеха, и прежде чем я успеваю что-нибудь сказать или сделать, мой любимый, мой любимый безумный немец подминает меня под себя и с чувственностью, которая сводит меня с ума, шепчет:
- Фантазия номер один. Разведи ноги, детка.
Я закрываю глаза, и, улыбнувшись, делаю то, что он просит, готовая стать его фантазией.
Эпилог
- Джудит, поторопись, начинается «Безумие Эсмеральды», - кричит Симона.
Услышав ее, я смотрю на Эрика, cвою племянницу и Флина, с которыми отдыхаю в бассейне, и под смех своего немца говорю:
- Вернусь через полчаса.
- Тетя Джудит, как же вернешься ты! – ворчит племянница.
- Тетя Джуд…
Вытираясь полотенцем, я гляжу на ребят, сидящих в воде, и повторяю:
- Я сразу же вернусь, озорники.
Эрик хватает меня. Ему не хочется, чтобы я уходила. С тех пор как я вернулась, он не может мной насытиться.
- Ну же, солнышко, останься с нами.
- Дорогой, - шепчу я, целуя его. – Я не могу это пропустить. Сегодня Эсмеральда Мендоса узнает, кто ее настоящая мать, и наступит конец фильма. Как же я такое пропущу?
Мой немец прыскает от смеха и целует меня.
- Ладно, иди.
С улыбкой на устах я оставляю в бассейне троих дорогих мне людей и бегу на поиски Симоны. Женщина уже ждет меня на кухне. Зайдя, я сажусь рядом с ней, а она протягивает мне бумажный носовой платок. Начинается «Безумие Эсмеральды». Мы, переживая, смотрим, как Эсмеральда Мендоса узнает, что на самом деле ее мать – это болезненная наследница ранчо «Акации». Мы становимся свидетелями того, как эта потрепанная жизнью женщина обнимает свою дочь, а мы с Симоной ревем как белуги. Наконец справедливость восторжествовала: семья Карлоса-Альфонсо Альконеса-де-Сан-Хуан разоряется, а их воспитанница Эсмеральда Мендоса становится наследницей огромного состояния. Вот уже почти конец!
Мы сосредоточенно наблюдаем, как Эсмеральда вместе с сыном едет искать свою единственную настоящую любовь – Луиса-Альфреда Киньонеса. Когда он ее видит, он улыбается, разводит руки в стороны и укрывает ее в своих объятиях. Вот это момент! Мы с Симоной взволнованно улыбаемся, и когда уже думаем, что серия подошла к концу, внезапно кто-то стреляет в мужчину. Мы обе широко открываем от удивления глаза, когда видим на экране надпись: «Продолжение следует».
- Продолжение следует! – кричим мы обе с выпученными глазами.
Переглянувшись, мы в конце концов разражаемся смехом. «Безумие Эсмеральды» продолжается, и наши ежедневные просмотры тоже.
Симона уходит готовить еду, а я направляюсь в бассейн, но нахожу детей вместе с Эриком в гостиной, играющими в приставку в «Мортал Комбат». Заметив меня, Флин говорит:
- Дядя Эрик, разобьем девчонок?
Я улыбаюсь. Я сажусь рядом с любимым, и, увидев реакцию племянницы на слова Флина, протягиваю руку вперед, мы прижимаем наши большие пальцы и хлопаем друг друга по ладоням, и я шепчу:
- Давай, Лус. Покажем этим немцам, как умеют играть испанцы.
Поиграв час, мы с племянницей встаем и поем им:
We are the champions, my friend.
Oh weeeeeeee…[49]
Флин хмуро смотрит на нас. Ему не нравится проигрывать, но на этот раз именно это с ним и случилось. Эрик с улыбкой глядит на меня. Он наслаждается моей жаждой жизни, а когда я притягиваю его к себе и целую, заявляет:
- Ты должна дать мне возможность отыграться.
- В любое время, Айсмен.
Он целует меня. Я целую его. Племянница возмущается:
- Ох, тетя, почему вам все время нужно целоваться?!
- Да, как скучно! – соглашается Флин, но при этом улыбается.
Эрик смотрит на детей и, чтобы избавиться на время от них, говорит:
- Бегите. Возьмите на кухне кока-колу.
От одного упоминания об этом освежающем напитке дети убегают на кухню, как сумасшедшие. Как только мы остаемся одни, Эрик опрокидывает меня на диван и весело торопит:
- У нас есть минута, максимум две. Давай, раздевайся!
Меня разбирает смех. И тут вдруг, когда Эрик, щекоча меня, просовывает руки мне под футболку, до меня доносится:
- Буууууууу…, булочка!
Переглянувшись, мы с Эриком быстро выпрямляемся на диване. Из дверей на нас глядит моя сестра и с перекошенным от боли лицом, выкрикивает:
- Ой, боже! Ой, боже! Кажется, у меня отошли воды.
Мы с Эриком быстро встаем и подходим к ней.
- Этого не может быть. Я не могу сейчас рожать. У меня срок через полтора месяца. Я не хочу рожать. Нет. Я отказываюсь.
- Успокойся, Ракель, - шепчет Эрик, открывая свой мобильник и начиная набирать номер.
Но моя сестра остается самой собой и беспомощно ноет:
- Я не могу начать здесь рожать. Девочка должна родиться в Мадриде. Там все ее вещи и…, и… Где папа? Мы должны ехать в Мадрид. Где папа?
- Ракель, пожалуйста, успокойся, - говорю я, умирая от смеха над всем происходящим. – Папа уехал с Норбертом. Они вернутся через несколько часов.