- У меня нет нескольких часов! Позвони ему и скажи, чтобы он немедленно приезжал. Сейчас же! О, боже, я не могу рожать! Сначала должна быть твоя свадьба. Потом я вернусь в Мадрид и там наконец рожу ребенка. Вот нормальный порядок вещей, и ничего нельзя пропускать.
Я пытаюсь держать ее за руки, но она очень нервничает и отбивается от меня. В конце концов, пропустив удар от своей безумной сестры, я смотрю на Эрика и говорю:
- Мы должны отвезти ее в больницу.
- Не беспокойся, дорогая, - шепчет Эрик. – Я уже позвонил Марте, она ждет нас в своей больнице.
- Какой больнице? – встревоженно кричит сестра. – Я не доверяю немецкой медицине. Моя дочь должна родиться в больнице «12 октября» в Мадриде, а не здесь.
- Ну, Ракель, - вздыхаю я, - мне кажется, что девочка решила быть немкой.
- Нет…!
И, хватая Эрика за шею, она тянет его и, выйдя из себя, требует:
- Вызови самолет. Пусть он нас заберет и отвезет в Мадрид. Я должна родить там.
Эрик моргает. Он глядит на меня, а на меня опять нападет смех. Моя сестра беспомощно кричит:
- Булочка, пожаааааалуйста, не смейся!
- Ракель…, посмотри на меня, - шепчу я, стараясь не засмеяться. – Пункт первый: расслабься. Пункт второй: если девочке суждено родиться здесь, она появится на свет в самой лучшей больнице, потому что Эрик все устроит. И пункт третий: на счет моей свадьбы не беспокойся, до нее осталось еще десять дней.
Эрик с серьезным лицом, в подавленном от всего происходящего состоянии, просит Симону присмотреть за детьми. Потом, не обращая внимания на жалобы моей сестры, он берет ее на руки и сажает в машину. Через двадцать минут мы приезжаем в больницу, где работает моя невестка Марта. Она нас ждет. В то же время сестра продолжает настаивать. Девочка не может родиться здесь.
Но природа берет свое, и через пять часов в Германии на свет появляется чудесная девочка весом почти три килограмма. После того как я прошла с сестрой тяготы родов, потому что она отказалась остаться в операционной одна с незнакомыми людьми, говорящими на непонятном языке, я взъерошенной вышла к отцу и Эрику и посмотрела на них. Оба мужчины очень серьезны. Они встают, я подхожу к ним и сажусь.
- Боже, это было ужасно!
- Дорогая, - беспокоится Эрик, - как ты себя чувствуешь?
Продолжая переживать увиденное, я шепчу:
- Это было кошмарно, Эрик…, кошмарно. Посмотри, у меня вся шея в волдырях!
Я беру лежащий на столике журнал и глубоко вдыхаю. Как жарко!
- Смугляночка! – ворчит отец, - перестань болтать глупости и скажи мне, как твоя сестра.
- Ай, папа, извини! – вздыхаю я. – Ракель и ее дочка чувствуют себя великолепно. Девочка весит почти три килограмма, и Ракель плакала и смеялась, когда ей ее показали. Это великолепно!
Эрик улыбается, отец тоже, и потом они обнимаются и поздравляют друг друга. Но меня увиденное выбило из колеи.
- Девочка прекрасна…, но я…, мне плохо.
Меня испуганно хватает Эрик. Отец забирает у меня журнал и машет им у меня перед носом. Я слабым голосом говорю:
- Эрик.
- Да, родная.
С выпученными глазами я гляжу на него.
- Пожалуйста, дорогой. Не заставляй меня проходить через это.
Эрик не знает, что сказать. Его тревожит то, в каком я сейчас состоянии, а отец издает смешок.
- Угу, смугляночка! В этом ты вся в мать.
Когда тошнота проходит, и я опять становлюсь самой собой, отец смотрит на меня:
- Еще одна девочка. Почему я всегда окружен женщинами? Когда у меня появится внучок?
Эрик глядит на меня. Отец глядит на меня. Я, поморгав, проясняю им ситуацию:
- Не смотрите на меня так. После того, что я увидела, я не хочу иметь детей. Ни за что!
Через час, когда Ракель уже перевели в прекрасную палату, мы все трое заходим ее навестить. Маленькая Лусия просто прелестна, и у Эрика, глядя на нее, слюнки текут.
Я, открыв рот, наблюдаю за ним. С каких это пор он так полюбил детей? Попросив разрешения у Ракели, он нежно берет девочку на руки и говорит мне:
- Дорогая, я тоже хочу такую!
Отец улыбается. Моя сестра тоже, а я очень серьезно отвечаю:
- Ни за что!
Вечером отец настаивает на том, чтобы остаться на ночь с девочками в больнице. Когда он со мной прощается, я называю его «наседкой», и он смеется. Мы с Эриком одни возвращаемся в его автомобиле домой, я очень устала. Эрик под звучащую по радио какую-то песню на немецком языке молча ведет машину, а я довольная тем, что все закончилось благополучно, гляжу в окно. Неожиданно, когда мы доезжаем до нашего квартала, Эрик останавливает автомобиль на обочине.
- Выходи из машины.
Я удивленно моргаю и смеюсь.
- Ладно, Эрик. Чего ты хочешь?
- Выйди из машины, детка.
С улыбкой на лице я подчиняюсь. Я догадываюсь, что он собирается сделать. А затем начинает звучать “Blanco y negro” Малу, и Эрик, увеличив звук до максимума, встает передо мной и спрашивает:
- Потанцуешь со мной?
Я улыбаюсь и обхватываю его руками за шею. Эрик прижимает меня к себе, а голос Малу в это время поет:
T'u dices blanco, yo digo negro.
T'u dices voy, yo digo vengo.
Miro la vida en colores, y t'u en blanco y negro.
- Знаешь, детка?
- Что, верзила?
- Сегодня, увидев малышку Лусию, я подумал, что…