Прошлым летом

– Я думала, мне тоже будет тяжело все это, а мне не было, – сказала она, беря сполоснутое им блюдо и пристраивая его на нижнюю полку машины. – Читать эти отчеты было все равно что готовиться к очередному интервью. И то же самое со счетами. Как будто это все про какого-то дальнего родственника. То есть мне не было все равно, но эмоциональной связи с Саймоном я не ощущала.

В любом случае, – махнула она рукой, возвращаясь к изначальному вопросу Натана. – Дэмьен почти не говорит со мной ни про аварию, ни про выкидыш, так что это не помогает. Иногда мне кажется, что он хочет считать, что этого вообще не было.

Натан издал странный звук где-то глубоко в горле.

– Что?

– Я ничего не сказал, – он протянул ей тарелку, и она поставила ее в машину.

– Ты издал такой странный звук горлом.

Он вздохнул, бросил губку в раковину и повернулся к ней:

– Он хотел бы сделать то, что сделала ты. Забыть.

Дейви тоже говорила ей что-то похожее. Ей повезло. Зачем она так хочет вспомнить то, что принесет ей только боль и горе? Может быть, Дэмьен прав. Действительно ли она так хочет получить память назад?

Да. Потому что думает, что тут была какая-то особенная причина, чтобы забыть. Что-то, чего она не должна помнить. В голове всплыло замечание Дэмьена там, в больнице.

Ты не должна была забыть Саймона.

Дэмьен что-то знает. И не говорит. Вернее, не хотел говорить, пока она не сказала ему про интервью с Натаном Донованом.

– А ты бы хотел забыть, чтобы не испытывать такую боль? – спросила она.

– Нет. Но иногда, по ночам, когда я не могу спать, я бы хотел… – Его голос прервался.

– Ты бы хотел, чтобы этого никогда не было и ты бы мог забыть, что оно было? – предположила она.

– Это ужасно. Заставить себя поверить, что у меня никогда не было сына, чтобы прожить следующий день? Или поспать хотя бы одну ночь? Я говорю как козел.

– Нет, нисколько. Ты говоришь как живой человек. Боль никогда не уйдет, Натан. Ты должен существовать, так что ты научишься жить с ней или похоронишь ее. Никто не знает, может быть, они все правы. Может быть, я должна считать это благом и возносить благодарности за то, чего не помню. Я уже теряла близких, и пережить их смерть было совсем непросто. Вообще-то я не уверена, что мне удалось.

– Ты думаешь про Грейс?

– Я рассказывала тебе про нее? А что именно? – спросила она, снова удивляясь тому, насколько она была откровенна с ним прошлым летом. И она не могла понять, что чувствует по этому поводу. Неловкость? Да. Озабоченность? Определенно. Потому что это значило, что Натан был ей не чужим.

Она схватилась рукой за стойку, и Натан легко погладил ее по руке большим пальцем. Это прикосновение отдалось в ней, словно удар током, и вернуло ей осознание его близости – его роста, и ширины плеч, запаха фруктов в дыхании от выпитого вина, и неуловимого аромата дыма, въевшегося в ткань рубашки во время возни с грилем. Она сглотнула и заставила себя смотреть ему в лицо, а не на свою руку, где она еще ощущала прикосновение грубой и твердой кожи его пальцев. Возможно, это от рубки дров. Господи, какое клише. Но за домом действительно лежала огромная куча наколотых дров. Кто-то же должен был их наколоть.

– Ты рассказывала, что потеряла ее в старших классах школы и что винила ее отца, но и себя тоже. Ты не говорила почему, только что она покончила с собой в твоем доме.

Элла отдернула руку. Ого! Она ему это рассказала? Быстро взглянув на кухонные часы, она потерла руку там, где он коснулся ее.

– Уже поздно. Мне надо ехать.

– Ты можешь остаться, если не хочешь ехать по темноте.

– Спасибо, но я доеду, – неловко улыбнувшись, она пошла к обеденному столу.

– Я тебя испугал. Слишком много наговорил. – Он направился за ней.

– Нет, просто уже поздно. – Но да, он испугал ее. Ей стало страшно, насколько она открылась перед ним. И как легко она могла к нему привязаться. И, судя по всему, не в первый раз.

Он понимающе кивнул и отошел, давая ей пройти.

– Я тебя провожу.

Элла собрала свои вещи. Она еще раньше переоделась в свой свитер и узкие джинсы, сложив походную одежду и оставив ее в ванной вместе с ботинками. Она не чувствовала эту одежду своей и не хотела брать ее с собой.

– То, что ты раньше сказала про Стефани… – вдруг сказал Натан, когда она уже вскидывала сумку на плечо. Он пошел за ней к двери. – Ты была права. Я хотел такой брак, как у родителей. С первой же минуты, как я увидел ее, я знал, что у нас нет ничего общего. Но я хотел показать ей мир так, как видел его сам. Как большое приключение. Она была городской девушкой, даже горных ботинок никогда не носила, пока мы не встретились. Я думал, что смогу привить ей любовь к природе.

– А она сопротивлялась.

– Ну да, и я злился на нее за это. Могла же она хотя бы попытаться?

Элла поняла, что вопрос был риторическим, и не стала отвечать. Может быть, Стефани и пыталась, а он не замечал этого, потому что был где-то далеко. Они вышли на холодный вечерний воздух и подошли к ее машине.

– Завтра в то же время? – спросила она, засовывая сумку на заднее сиденье.

– В восемь утра.