Прощение (СИ)

— Спасибо большое за всё. Мне у вас очень понравилось. У вас потрясающе красиво, но мне бы очень хотелось домой — там, наверняка, все волнуются. Но если это невозможно…я бы мог пешком дойти…Дорогу спрошу у…

Но Гарольд прервал его, сказав, что это невозможно, что не пустит на ночь глядя. Мужчина помолчал, глядя в карие, глубокие глаза внука и, глубоко вздохнув, всё же признался:

— И…и…чтобы быть с тобой честным, вряд ли отпущу когда-нибудь…

— Но…

— Но ты не будешь чувствовать ни в чём недостатка! — перебил его дед. — Этот дом не станет для тебя тюрьмой! Любое твоё слово — закон для слуг. Все, что моё — твоё! Только не проси меня отвести тебя к этому извергу! Никогда! Отныне будете общаться только через адвокатов!

— Но зачем я вам? Вы же меня совсем не знаете…

— Ты — мой внук, и я безумно люблю тебя. Той ночью, помнишь, я обещал тебя забрать? Я сдержал своё обещание. Правда, хотел это сделать после того, как всё закончится, но так получилось, что нужно было забрать сейчас, немедля.

— После того, как всё закончится? Закончится что?

— Я же тебе тогда сказал, что засужу этого мерзавца.

Адриан, хотя и понял о ком речь, всё же спросил, какого мерзавца он хочет засудить. Ничего не стыдясь, не краснея, дедушка ответил прямо, что его папашу. И голос благородного сэра даже не дрогнул. Юноша и раньше, как и многие, слышал легенды о крутом нраве отца Джеральда, потому перепугался ещё сильнее. Ему совсем не хотелось такого исхода. Только показалось, что всё изменилось в лучшую сторону, только все карты раскрылись, и стало понятно ласковое обращение, как тут такое!

— Нет…нет… Пожалуйста, не надо!

Дедушка, однако ж, оставался непоколебим. Оглядев прекрасные покои, словно бы удостоверившись, что всё в порядке, мужчина ответил внуку:

— Надо! Пусть отвечает за свои поступки, хватит мальчика из себя строить, маленького, робкого и нерешительного!

— Я не пойду против отца! Хоть и не он меня вырастил, всё же я не могу с ним так поступить… Это нехорошо… И, если бы он не был моим отцом, я бы тоже не смог. Я знаю, что такое рабство, тюрьма не лучше…

— Адриаша, солнышко, тебе сколько лет? Тебе нет и девятнадцати. Не то что двадцати одного. Ты — несовершеннолетний, и никто тебя спрашивать не будет! — почти торжественно объявил сэр Гарольд. — Хочешь ты этого, или нет, но я подам на него в суд. Пусть отвечает по заслугам. А ты, хоть и выглядишь, как молодой мужчина, по юридическому закону ещё ребёнок. Тебе всего восемнадцать лет. А теперь вдумайся, кем будет тот человек, который истязал не взрослого мужика-бугая, привыкшего к боям и боли солдата какого-нибудь, а восемнадцатилетнего мальчика?

— Но я простил его…

— Это Господу скажешь, я не Господь. «Я простил, — скажешь, — И Ты прости… Не ведает, что творит». И я знаю своего сыночка, так что не спорь со мной. Он трус! Видишь, я уже начал, как простолюдин разъясняться даже!

— Тогда кем буду я, оставшись с человеком, который хочет отправить моего отца за решётку?!

— Внуком этого человека, — невозмутимо ответил дедушка.

— Я не останусь. Я убегу!

— Это что ещё такое? Ты когда капризничать научился?

Тот не нашёлся что ответить.

— Адриаша, — мягко и ласково сказал сэр Гарольд, — Джеральд должен ответить. Это нельзя оставлять безнаказанным. Ты думаешь, я не спасу от него мальчика, которого когда-то хотел усыновить?

— Это похоже на месть…. Не надо мстить… Месть ни к чему не приводит. Только к разрушению самого себя. Поверьте, я не хочу для вас этого.

На сей раз не нашёлся что ответить дедушка.

— К тому же он ваш сын… — продолжил Адриан, но Гарольд прервал юношу, сказав:

— А ты его сын, но он тебя не пожалел…

— Это бесчеловечно…

— Бесчеловечно — это то, что он с тобой сделал! И Джеральд ответит за всё, за то, что тебя бросил, когда ты был маленьким, за свою трусость бежать во Францию, за каждую твою слезу, за каждый твой крик по ночам, за каждый страшный сон, за каждый удар плетью, за каждую пощёчину, за каждое унижение, за каждую грубость и за поцелуй того мерзавца — тоже!

Адриан отпрянул назад от неожиданности и в ужасе спросил, откуда он про это знает. И дедушка честно признался, что знает обо всех тех унижениях, которым подвергли его в тот вечер эти два подонка из проклятого дома на окраине ранчо… Дед обо всем знал… Даже о том случае, когда Джеральд привёл сына к ним в первый раз и посадил на цепь…

Из глаз внука потекли слезы.

— Зачем вы мучите меня, зачем заставляете снова вспоминать об этом, ведь я почти сумел забыть?

Глаза Гарольда подёрнулись слезами. Губы задрожали. Некоторое время он не знал, что ответить, не в силах подобрать слова.

— Прости меня… Я не хотел причинить тебе боль… Но нельзя бегать от действительности.

Он обнял Адриана, бережно и ласково прижав к себе. И тот прошептал, что простил отца. Дедушка возразил, сказав, что, а он не простит… Пусть отвечает по заслугам… Пока ещё чего-нибудь не натворил! Внук попытался оправдать отца:

— Но ведь это они…эти люди из дома… так сделали…