Просчет невидимки

Их было пятеро. И они были готовы стрелять, по крайней мере трое из них. Это Сосновский почувствовал особенно остро, как и то, что Гриба в доме нет. Негде ему тут быть. Пятеро мужиков, двое лежат на деревянных лежанках, трое за столом режутся в карты, и оружие лежит на столе тут же – автомат и два ТТ. А что у тех, на лежанках, неизвестно, может быть, тоже автоматы. Все эти мысли, как и та, что затеянное им с Коганом нападение – огромная и неприятная авантюра, за которую Буторин, да и Шелестов не похвалят, – промелькнули в голове Михаила. Если будет кого хвалить.

Стрелять оперативники имели моральное право, и даже не только моральное. Обнаженное оружие, явно боевое. И, когда они вошли с Коганом, пусть и не представившись сотрудниками НКВД, это оружие было на них тут же направлено, а это уже по всем правилам применения оружия есть прямая угроза жизни и здоровью сотрудника органов. Может быть, их спасла роль «раненого» Сосновского. Бандиты не стали стрелять, а уставились на его окровавленную руку под пиджаком.

Сосновский выстрелил дважды в бандита за столом, который взялся за автомат, и прыгнул влево, оставляя возможность стрелять и маневрировать Когану. Да и чтобы самому не попасть под его пули. Борис отшатнулся к правой стене и выстрелил дважды с каждой руки. Стрелял он почти не целясь, стараясь подавить волю этих людей огневой мощью. Две пули в тех, кто за столом, и две в тех, кто на лежанках. Кто-то закричал, в ответ раздались три пистолетных выстрела, но Коган от стены уже метнулся в противоположную сторону. Туда, где Сосновский, выхватив второй пистолет, покатился по полу, стреляя в бандитов за столом. Он успел понять, что один из них ранен в руку или в плечо и почти не боеспособен. И он, надеясь, что Коган его прикроет, расстрелял двух других. Автомат, к его большому облегчению, покатился по давно немытому полу.

Коган не стал отбегать к противоположной стене. Он все равно не успел бы этого сделать. Стрелять прицельно на бегу почти невозможно, а увеличивать время, необходимое бандитам, чтобы подстрелить его, он не хотел. И на полдороге до стены Борис резко остановился и упал на одно колено. Бандит с правой лежанки скатился на пол и растянулся, поймав на лету пулю точно в лоб. Второй бросился к окну, отстреливаясь на ходу, но две пули одна за другой угодили ему в живот. И небритый коренастый бандит в одной майке, страшно ревя, покатился по полу, зажимая свой простреленный живот.

Сосновский вскочил и пинком отбросил пистолет со стола, лежавший рядом с раненным в руку бандитом. Коган поднялся с пола медленно, осматривая результаты побоища. Он с сомнением постоял возле корчащегося от боли бандита. Но необходимости пристреливать его уже не было, тот затих и обмяк с открытым ртом.

– Что у вас тут за лежбище? – потребовал ответа Сосновский, схватив раненого бандита за волосы и ткнув ему ствол пистолета под подбородок. – Ну, ты, падла! Отвечай! Я от Седого и порешу тебя, как и остальных, если будешь молчать!

Боль в простреленной руке и ужас от того, как быстро все закончилось кровавой бойней, волной накрыли мужчину, и он замотал головой, бледнея от потери крови и болевого шока. Сползая со стула, он прохрипел:

– Баба тут в подвале. Ее стерегли. Гриб велел.

Сосновский перевел взгляд на коврик, лежавший ближе к кухонной части комнаты, под которым просматривалась дверца подпола с кольцом. Коган перехватил его взгляд и подошел к дверце. Отпихнув ногой половик, он взялся за кольцо и медленно потянул его, направляя ствол пистолета вниз. Выстрелов не последовало. Наоборот, снизу на него глянули испуганные черные глаза, полные мольбы. Господи, да это же Оксана Леонидовна Карева. Майор показывал им всем ее фото, когда узнал о похищении жены. Чего же она натерпелась, сидя в подполе, да еще когда тут разразилась почти что война, стрельба, как на фронте!

– Оксана Леонидовна? – неуверенно спросил Коган, с трудом веря в то, что удалось освободить захваченную бандитами женщину.

Когда Карев вошел на конспиративную квартиру и увидел свою жену, он бросился к ней с таким жаром, с такой силой, что чуть не сбил с ног Сосновского. Майор сгреб в объятия Оксану и принялся целовать ее, гладить по плечам, по волосам, он брал ее за руки, смотрел в глаза и снова принимался целовать, прижимая к себе. Шелестов сделал оперативникам еле заметный знак, и те отвернулись. Кто-то принялся разглядывать довоенный журнал «Крокодил», лежавший на комоде, кто-то хозяйские фотографии на стене.

– Ребята, да вы же не понимаете, что вы сделали, вы же… – Карев смотрел влажными глазами на оперативников, прижимая к себе зареванную и счастливую жену.

– Понимаем, Олег Иванович, все понимаем, – улыбнулся Шелестов. – Искали мы Оксану Леонидовну, всеми силами искали, и вот повезло.

– Ну, все, все, милая. – Карев стал вытирать глаза, лицо жены своим платком, потому что ее платок промок насквозь. – Теперь ты в безопасности. Останешься здесь, под нашей охраной. И пока все не закончится, никуда выходить не будешь. Ну, все, все, родная! Все хорошо!