– Да, слышал. – Шелестов сделал печальное лицо. – Отец Алины погиб во время испытаний двигателя. Совсем одна девчушка осталась.
Максим ждал, что Никифоров ответит привычной фразой, что сейчас много сирот, война многих осиротила и овдовила. Война счастья не приносит, а только горе. Но Никифоров, такой общительный человек, промолчал, продолжая курить. Причем как-то нервно. Шелестову показалось, что инженер недоволен тем, что он вышел покурить с ним вместе. И он, зная, что «приезжий специалист из Москвы» тоже увяжется за ним курить, сюда бы не пошел. «А может, я ему помешал, – подумал Максим. – Может, он с кем-то хотел поговорить, а тут я со своими замечаниями и суждениями. А про Алину он сказал во множественном числе. Кто еще с ней пытается наладить близкие отношения из молодых людей? А если интерес к ней не как к симпатичной девушке, а как раз из-за возможности получить доступ к копиям чертежей?»
Вечером, когда в конструкторском бюро осталось мало сотрудников, Шелестов увидел, что из-за угла Филонов делает ему энергичные знаки, пытается привлечь его внимание. Максим подошел, оглянулся, убедившись, что его никто не видит, и только после этого шагнул за угол.
– Что стряслось, Павел? – спросил встревоженный Шелестов.
– Максим Андреевич, за мной опять следят. Несколько дней не было ничего, после того как убрали этих. А сегодня опять пасут. Я опасаюсь к Алине идти. Кто их знает, что они замыслили и кто это такие. А вдруг они поймут, какие у нас отношения, и возьмут ее в заложники или просто пообещают ее убить, если я не стану что-то делать для них. Прикажут Родину предать!
– И ты предашь? – быстро спросил Шелестов и посмотрел лейтенанту в глаза.
– Я? Никогда! – запальчиво ответил Филонов и тут же понизил голос: – Как вы могли подумать?
– Просто ты опасаешься, что от тебя могут это потребовать в обмен на жизнь любимого человека, – сказал Максим.
– Я понял, – угрюмо отозвался Филонов и опустил голову. – Вот я и не хочу, чтобы причинили вред близкому и дорогому мне человеку. Что делать, Максим Андреевич?
– Потерпеть, Паша, – резко ответил Шелестов. – Пока никаких контактов с Алиной. Найди момент и без свидетелей скажи ей, что какое-то время дела твои не позволят вам видеться. Нельзя вам будет видеться. Не объясняй, просто напомни, что ты служишь в НКВД, а не сторожем на хлебной базе. Должна понять, она же умная девочка, комсомолка. Мы разберемся с этой ситуацией, скоро разберемся. Нет у нас времени раскачиваться и чесать в затылке. Шпион работает на заводе, а это удар по нашей армии, по производству, по Родине. Из-за этого намного больше наших воинов погибнет на фронтах. И вот что, Павел, понаблюдай за Никифоровым. Ох, не нравится мне этот человек.
Глава 4
Киря открыл глаза и попытался пошевелиться. Голова и шея отозвались унылой ломящей болью как после ушиба. Он не сразу вспомнил, что с ним произошло, просто чувство беспокойства навалилось сразу и стало давить и душить. Киря в панике пощупал голову и шею, он стал озираться по сторонам и, к своему изумлению, даже не смог определить места, где находился. Все незнакомое, чужое. Бревенчатые стены, ни одного окна, полумрак. Он сам лежит на железной кровати. В маленькой комнате ни мебели, ничего вообще, кроме этой кровати со старым матрацем и вонючей подушкой. Да, еще есть дверь. Только странная какая-то, пропускает свет из другой комнаты.
Киря спустил ноги с кровати и уставился на эту дверь. Не дверь, а решетка. И там, за решеткой, в другом помещении голоса, там люди, оттуда веет теплом, запахом печки. Камера, – не камера. Чертовщина какая-то. И тут он все вспомнил. Киря весь сжался, его затрясло, он обхватил себя за плечи руками, стараясь унять озноб. Все было хорошо, и он шел с Михаем в укромное место, где должен был отдать ему золотишко и получить деньги. А потом… Потом случилось ужасное. Какие-то люди полезли к ним вдоль забора, протискивались к ним и Михая зарезали на глазах Кири жестоко, зверски. А сам Киря попытался сбежать, он подкатился под машину, и там убивали шофера. Того самого, с которым поздоровался Михай. Его просто застрелили в упор. И самого Кирю ударили сзади чем-то, и он потерял сознание. И где он? Не в камере в ментовке, это точно. И не в лагере. Черт, где он находится, в аду, что ли?
Кире стало страшно. Страшное, произошедшее недавно, и непонятное, происходящее теперь, снова наполнили его ужасом. И он застонал. Застонал громко, призывно, как будто возносил мольбы неизвестным воровским богам, молил мироздание о помощи, холодея от страха. И тут голоса, бубнившие что-то в другой комнате, замолкли. И Киря испугался еще больше. Раньше нечто ужасное было там, за пределами комнаты, а теперь это ужасное замолчало, прислушиваясь. И оно явится теперь за ним, чтобы сожрать его. Киря медленно сходил с ума.
Он понял, что сходит с ума, когда к решетке подошел Михай в валенках, клетчатой рубахе и меховой душегрейке. Живой, здоровый и с кружкой дымящегося ароматного чая. Он глянул на пленника, отхлебнул из кружки с придыханием и громко сказал: