Просчёт финикийцев

Когда я вышел, мужик, не поворачивая головы, произнес хорошо поставленным голосом с правильным произношением, как в старых фильмах:

— Не тяни время напрасно, оно разрушает материю.

— А вселенная стремится к энтропии. — сказал я, — Достану я ваши чертовы деньги, хватит уже напоминать!

Он повернулся вместе с креслом, которое, впрочем, не было вертящимся. Только сейчас до меня дошло, кого он мне напоминает. Такой же серый костюм носил координатор Карлы из офиса в Ля-Дефансе.

— Ты, типа, тоже адвокат? — спросил я.

— Моя должность называется «суффет».

— Как в Библии?

Он с достоинством кивнул.

— Представитель земной власти в городе, где нет помазанного богами царя. Мое имя Озмилькар, но можешь называть меня просто Оз, что в переводе с финикийского означает «сила».

Мне очень захотелось присвистнуть.

— Суффетов двое, — добавил он, — мы поддерживаем Ойкумену, за отсутствием... Впрочем, не важно.

— Знаю, понял. Вы — те, кто заставляет людей совершать грязную работу взамен на обещание избавить их от воспоминаний.

— Все немного сложнее, — сказал он, — мне придется объяснить. Пойдем.

Он поднялся и подошел к двери.

— А можно, я надену джинсы?

Светить Губку Боба на всю Ойкумену не хотелось. Я расценил его молчание, как «да».

Мы вышли на узкую лестничную площадку, где Озмилькар вызвал лифт. Когда кабина подъехала, створки, вопреки ожиданиям, не разъехались в стороны, а раскрылись внутрь, как в зале суда, и вместо тесной кабинки мы зашли в офис, в точности похожий на тот, где я пил кофе без сахара две недели назад. Блондинка в сером платье закрыла за нами и приглушила свет.

— Секундочку, — сказал я, — мы же заходили в лифт...

— Ты живешь в двадцать первом веке, — произнес Озмилькар с едва заметным укором, — пора привыкнуть, что физический мир не более, чем иллюзия. Особенно, физический мир, в котором действуют люди.

— Охренеть, — не сдержался я.

Он улыбнулся, указал широким жестом на кресло, стоявшее у высокого темного окна.

— Садись, Эндрю Дж. Розенталь. И приготовься узнать нечто такое, о чем на Земле знают всего несколько человек. Хочешь кофе?

— Конечно. Две ложки сахара и побольше сливок.

Стекло озарилось светом и превратилось в панораму Парижа. Примерно, как вид с нашего балкона в номере, только без застящих соседних домов.

— Нравится? — спросил он, и не дожидаясь ответа взмахнул рукой.

Париж ненавязчиво растворился, перевоплотившись в утыканную башнями береговую линию южного Манхеттена, с длинными тенями, вертолетами в небе и свинцовым заливом вокруг. Позволив мне глазеть на это пару секунд, он снова сменил картинку и мы оказались на крыше невысокого каменного здания у моря.

До боли яркое солнце окрашивало мелкие волны в линялый серо-голубой оттенок. Обшарпанные рыбацкие лодки покачивались у бетонной пристани. По узкой односторонней улице вдоль набережной, обгоняя разбитые ржавые грузовики, промчался ярко-желтый Ламбургини. Бородатый мужик в тапках и длинном черном халате продавал кофе с телеги, украшенной неопрятной бахромой. Он выкрикивал зычным голосом, рекламируя свой товар, и отмахивался от мух сложенной вдвое газетой. Полуразрушенная крепостная стена скрывалась под горстью одноэтажных домишек с плоскими крышами, на которых мужики в белых майках курили кальян.

— Где мы? — спросил я.

— Все там же, на Монмартре, — ответил он, — а это Библ, блистательный мегаполис древнего востока. Место, где зародилась западная цивилизация. Финикия — страна, о которой известно слишком мало, и выдумано слишком много ерунды. Не беда, что сейчас Библ грязен и убог. Физический мир — лишь иллюзия, помнишь?

Я хотел спросить, зачем было ехать на метро до Ля-Дефанса, если офис помещается в кабинке лифта, когда блондинка принесла кофе. На отдельном блюдечке лежал круассан с шоколадом.

— Знаешь самый надежный способ защитить информацию? — спросил Озмилькар.

— Скрыть сам факт ее существования.

— Верно. Непростая задача, тебе ли не знать. Мы вроде как не существуем, и в то же время находимся в любой точке времени и пространства одновременно. Эту комнату можно материализовать за любой дверью, хоть в сортире, хоть в шкафу, хоть завтра, хоть тысячу лет назад. Была бы необходимость. Люди, работающие на нас, считают, что их завербовали спецслужбы, ведущие секретную разработку способов манипуляции сознанием.

— А что вы делаете на самом деле?

— Сейчас просто поддерживаем. И хотим, чтобы так и продолжалось.

— Поддерживаете что?

— Систему, разумеется. Все, что люди знают о Вселенной - Система. С уровнями доступа, потому что если все будут знать всё, наступит полный Армагеддон. За одну жизнь много узнать невозможно, но люди научились записывать. А следующие поколения — написанному верить, как правде в последней инстанции.

— А что, не надо верить?

— Надо, конечно. Это все, что вам остается. А мы уже позаботимся, чтобы лишнее из Системы исчезло.

Он взмахнул рукой, и на экране появилось морское дно с затонувшим кораблем, стайками рыб и амфорами, наполовину засыпанными песком.

— Знакомо, не так ли?

Я молча жевал круассан. Понятие «слишком много информации» только что вышло на новый уровень.