Просчёт финикийцев

Три этажа, участок, задний двор, газонокосилка, белый типовой забор. В гостиной телевизор, тридцать восемь инчей, ковер от стены до стены, серый, с розочками по краю. Мебель под старину, с гнутыми ножками и пластиковым покрытием. Два дивана, цвета кофе с молоком, с ногами не забираться. Картин нет, фотографий тоже, все в альбомах глубоко под стеклом. Чем пахнет? Едой, бесконечно готовящейся на кухне. Ароматизатором для ковра. И тоской. И нудными семейными тайнами, плотно закрытыми в жестяной банке из-под печенья.

— Я вырос в северном Джерси, — говорю я ей, — в городке, название которого записано у вас в файле, но я буду заслуженно называть его Посреди-Нигде. Это в получасе езды от туннеля Линкольна, но суть не меняется.

Наш дом далеко от торгового центра, зато нас не заливает каждую весну речной водой, в отличие от соседей. Семья вполне себе благополучная, есть деньги на отдых во Флориде, подарки к праздникам, частную еврейскую школу и безудержный шопинг, несколько раз в год накрывающий мою маменьку с головой. У нас даже отец каждый день возвращается с работы домой. Я имею в виду его материальную оболочку. Братьев и сестер нет, собак и кошек тоже. И никаких странностей, кроме меня самого.

Мишель откладывает в сторону блокнот и ручку.

— Энди, — говорит она, — Если защита не убедит присяжных в том, что ты не можешь нести ответственности за свои действия, через полгода ты окажешься в федеральной тюрьме, где будешь гнить годами. Расскажи мне что-нибудь существенное. О домашнем насилии, домогательствах, детских травмах. Что-нибудь, за что можно уцепиться. Было такое?

— Нет, — говорю, — не было.

После дурацкой тюремной стрижки (Карла, ты обязана это увидеть!) у меня постоянно мерзнут уши. Даже когда жарко я, как последний кретин, хожу в черной шерстяной шапке. И норовлю опустить ее пониже, до бровей. А когда задают бестактные, никому не нужные вопросы, так и вообще натянуть до самого подбородка.

— Меня выгнали из школы, — говорю я, — из частной еврейской школы, за которую предки платили кучу денег.

— И как это оправдывает твои дальнейшие поступки?

— Никак. Но в тот день, когда меня выгнали из школы, все началось.

— Что началось?

Не знаю, как объяснить, что именно. Но знаю точно, что с того дня моя жизнь необратимо изменилась.

Глава 2

Дело в том, что события, происходящие в Посреди-Нигде разбросаны во времени неравномерно. У нас годами может ничего не происходить, и когда уже перестаешь верить, что у нас хоть что-нибудь может произойти, и смиряешься с мыслью, что это место, где тебе не посчастливилось родиться, давно пора отменить за полной ненужностью в масштабах вселенной, именно тогда они, эти события, начинают сыпаться горстями на твою неподготовленную голову.

После полуторачасовой беседы в кабинете директора, когда моя маман в третий раз пригрозила устроить скандал в прессе, способный потрясти основы демократии, а директор и консультант в ответ собрались вызывать полицию, кажется матч закончился не в нашу пользу. Мы вышли на парковку — маман в расстроенных чувствах, и я, спокойный, как золотая рыба в кабинете адвоката. Мешала мне лишь картонная коробка с вещами, которые пришлось забрать из шкафчика. Я плюхнул ее в багажник маменькиного минивана, сел на велосипед и укатил в сторону торгового центра.

Директор сказал, что в полицию они не обратятся, но все же не могут позволить себе позволить мне продолжать топтать школьные коридоры. А я, между прочим, доучился почти до экзаменов, и поступил бы осенью в колледж, если бы не эта дурацкая история.

Я пытался доказать свою невиновность, но они не поверили. Они в принципе оказались неспособны понять, что мне ни к чему экзаминационные анкеты, которые кто-то по-тихому распространил среди народа, взломав школьную сеть, и что мне не досталась даже копия. Я ведь не входил в круг друзей того, кто это сделал, просто потому что никогда не входил в круг ничьих друзей, не считая Джея Коэна, но о нем позже. В любой школе свои неписаные законы, о которых учителя и директор не имеют представления.

Так вот, я ехал в торговый центр, не особо понимая зачем, и стараясь держаться середины улицы, чтобы разозлить как можно больше водителей. Когда на душе погано, этой поганостью хочется щедро поделиться с людьми.

Просидев два часа в фаст фуде, выпил ведро апельсинового сока, сжевал гамбургер и понаблюдал, как люди сменяются за столиками, стараясь не вникать в суть их разговоров. Было не то чтобы грустно, скорее странно ощущать себя свободным, выбившимся пусть ненадолго из раскатанного графика жизни, заготовленного мне родителями, генами и незримыми силами, управляющими мирозданием.

Аттестат частной школы, крепкий колледж, способный обеспечить меня на всю жизнь зарплатой работника информационных технологий. Хорошая еврейская девушка. Или не еврейская, что расстроило бы маменьку, но не смертельно. Дом в пригороде, трое детей, миниван, собака, кризис среднего возраста, стареющая любовница, похороны, ад...