Просчёт финикийцев

— Почему ты посадила меня за руль? — спросил я на светофоре, перекрикивая шум ветра и классический рок, мягко урчащий из колонок

— Не люблю машины, — бросила Карла, — а машины не любят меня. Не судьба.

Она сняла туфли, зевнула, потянулась. Ногти на ее ногах были выкрашены в малиновый. Услышав деликатный гудок сзади, я вспомнил, что сижу за рулем дорогущей тачки, одетый в костюм и темные очки. Словно в первых минутах лихого фильма о дорожных приключениях парочки, которую ближе к финалу объявят в розыск в пятидесяти штатах.

— В конце улицы сверни налево, — сказала Карла, — там есть дорожка, ведущая на утес.

Глава 6

— Так сколько на самом деле? — спросила Карла, когда мы взбирались по склону, поросшему жухлой травой. По дороге она успела переобуться в кроссовки, и мне было непросто угнаться за ней в костюме и скользких ботинках для торжеств.

— Восемнадцать. Будет. В декабре.

— Чем ты в жизни занимаешься?

— Я бездельник.

— Вот так прямо и бездельник?

Черт, я не могу об этом рассказать. Неужели нельзя придумать за полсекунды крутую альтернативную биографию?

— У моего друга Джея свой бизнес, я помогаю ему. Сетевая безопасность и все такое.

— Вы хакеры?

— Не совсем. То есть, мы не делаем ничего противозаконного, ну во всяком случае...

Ее полуулыбка говорила мне: давай, парень, выкручивайся, рано или поздно ты выболтаешь все секреты.

— А можно сменить тему? — попросил я.

Она рассмеялась.

Солнце провалилось в уютную серость городка у нас за спиной, окрасив на память океан мягкими ванильными бликами. Поднявшийся ветер пригибал к земле высокую траву. По едва заметной тропинке меж пористых валунов мы вышли на утес, под которым урчали волны, печально ухали и взрывались обрывками белой пены, чтобы с новой силой продолжить штурм.

Лицо и руки сразу стали липкими от мелких соленых брызг. Здесь пахло нагретым за день песком, водорослями и ожиданием скорых и необратимых перемен. Я почувствовал спазм в горле, будто проснулись смутные воспоминания о событиях, никогда не происходивших со мной.

Карла подошла к самому краю и посмотрела вниз. Ветер развивал пряди ее черных волос, выбившихся из прически.

— Тебе нравится здесь?

— Не знаю. Не уверен.

Она кивнула.

— Хочешь уйти?

— Нет.

Я смотрел на волны, и догадывался, чего она ждет. Ей ведь ни к чему обычная чушь, которую рассказывают при встрече малознакомым людям. Ей нужно нечто настоящее, жизненно важное, пусть для меня одного.

— Каждое утро, — сказал я, — перед рассветом, я падаю с высокой скалы в ледяную воду. Пытаюсь выплыть, но не чувствую рук и ног, а мысли путаются от холода и отчаяния. Хочу вернуться и начать все снова, но погружаюсь все глубже, в пучину, которой нет дна. Вижу покрытый раковинами остов корабля и полузасыпанные песком терракотовые амфоры. А когда понимаю, что бороться бесполезно, просыпаюсь от собственного беззвучного крика.

Сейчас Карла покрутит пальцем у виска и пошлёт меня к психиатру. Но она была серьезна.

— Давно это началось?

— Быть может, с рождения. Или лет с четырех, когда я смертельно боялся темноты. А потом привык. Ведь можно привыкнуть ко всему.

— Тебе страшно засыпать?

Никогда не думал об этом. Получается, мои полуночные посиделки за компом не более чем попытка отсрочить неминуемое падение.

— Не знаю.

— Ты видишь во сне место, похожее на это?

— Там скала выше, а море спокойней, и нет травы. А за спиной у меня горные вершины. Вокруг тихо, ни огней, ни гула машин с дороги.

Эти повторяющиеся сны никогда не казались мне странными. Я думал, это происходит со всеми. Как умение угадывать скрытые символы, подтирать задницу или кататься на велосипеде.

— Ты видишь берега Финикии, — сказала она.

— Что это значит?

— Не сейчас. Пойдем, пора возвращаться.

— Секунду, — сказал я.

— Надо идти, — повторила она настойчиво.

Следующие полчаса выпали из моей памяти, как выпадают из жизни алкоголика запойные ночи и дни. Я очнулся от сильного удара по спине. Открыл глаза и увидел, что лежу на песчаном пляже, насквозь мокрый и нечеловечески уставший, с полным ртом колючего песка. Карла снова ударила меня по спине, я попытался вдохнуть, закашлялся и стошнил соленой водой со слизью, песком, и комками чего-то, о чем не хотелось думать.

— Придурок, — сказала она хрипло, — гребаный шут! Тебе повезло, что сейчас прилив, иначе долбанулся бы непутевой башкой о дно.

Она оправила на груди мокрое платье, тут же прилипшее снова.

— Неужели тебе настолько надоело жить? В другой раз я за тобой не прыгну!

Я попытался подняться, но собственное тело оказалось невыносимо тяжелым. Встал на четвереньки и тут же упал носом в мокрый песок, сбитый подоспевшей волной. Карла возвышалась надо мной, злая и прекрасная в свете полной луны. Где-то вдалеке играла музыка: монотонный, действующий на нервы хип-хоп. Значит, мы все еще в нашем мире, и все еще в Джерси.

— Вставай, клоун, — сказала она, — пойдем.

При всей этой неожиданной грубости, она выглядела напуганной.

— Я что, сам спрыгнул со скалы? — спросил я, с усилием передвигая ноги.

На левой не хватало ботинка, хотя носок непостижимым образом удержался на месте.