Прорыв

Явились трое. Поглядели на накрытый стол. Удивились. Бутылок с водкой и коньяком намного больше, чем корреспондентов. Да и Лия расстаралась. Одолжила денег, где могла. За балыком стояла в очереди два часа. Наум принес авоську с апельсинами, Сергей -- шпроты. С миру по нитке.

Один из гостей представляет какую-то итальянскую газету. Он охотно пил и угощал коллег и, как подобает истинному итальянцу, бурно на все реагировал. Его взлохмаченная черная голова моталась по комнате, -- мешала всем, а писать он, как становилось очевидно, не собирался. -- Собака укусила человека, сеньоры, -- это не сенсация. Человек укусил собаку -- звоните немедленно. Я солдат-- наблюдатель, передающий новости... Наум поднес ему стакан водки и напомнил известную историю: когда командир бросился в атаку, солдаты-- итальянцы из окопа кричали ему: "Браво, капитан!"

Итальянец поперхнулся и до конца просидел в углу молча. А разговор выходил простой и резкий. Иосиф сказал, что они -- глаза и уши Запада -глаза закрыли, уши заткнули ватой... Евреи пытаются пробить "железный занавес" головой, окровавленными кулаками, -- почему за все лето об этом -ни строки? -- Вы бросили нас на произвол тюремщиков.

Тихий, корректный представитель "Ассошиейтед пресс" потер белые руки в кольцах. Сказал извиняющимся тоном: -- Мы -- коммерческое агентство. У нас есть другие интересы. Мы знаем, что купит массовый читатель. Он помолчал. -Вот, если бы еще один самолет... Иосиф прервал его: -- Новых самолетов не будет!

-- Евреи не захва... -- начал было Сергуня, но Наум изо всех сил опустил свой тяжелый туристский ботинок на его сандалет, и Сергуня затих с открытым ртом. -- Извините, но вы просто боитесь! -- произнесла Геула с брезгливыми интонациями в голосе. Тот взглянул на ее открытое, сильное, круглое лицо, на синий парашютный значок, приколотый на высокой груди, и признал честно:

-- Да, боюсь!.. Если я отправлю такую корреспонденцию, они поломают мою мебель, которая сейчас идет в Москву, они изобьют моих детей, которые ходят в школу. Права на машину они уже отняли, и я езжу на такси. А вышлют меня, я -- не герой. Я провалил миссию. Меня скорее всего понизят.

Никто ему не возразил, и он как-то замахал руками, оставшись один в этой густой тишине.-- Поймите, есть еще другая вещь, -- заторопился он. -Если мое присутствие в Москве станет нежелательным, могут закрыть наше предствительство в Москве и "Ассошиейтед Пресс" должно будет покупать новости в других странах.

Иосиф Гур усмехнулся:-- Значит, вы и дальше будете рассказывать миру свои побасенки о "голубях" и "ястребах" в Кремле? Тот взглянул на Иосифа холодно и не ответил.

Третьим журналистом был корреспондент "Чикаго Трибюн" Антони Астрахан.* Иосиф повернулся к нему и, чокнувшись с ним по случаю близившегося еврейского нового года, сказал просто: -- Ты еврей, Антони, и ты должен нам помогать. Иначе нас... -- и он шаркнул подошвой по полу: мол, разотрут, и следа не останется...

-- Антони мялся, говорил, что он давно отошел от еврейства. Но у него горело лицо, похоже, он был единственным здесь журналистом, . который испытывал некоторый стыд.

-- Тони! -- воскликнул Наум. -- Евреем вы можете быть или не быть; будьте человеком!

Антони ерзал, хотел что-то сказать. В этот момент Лия внесла на серебряном подносе, одолженном у соседей, маленькие белые чашки с кофе по-турецки.

-- Лия, -- сказал Иосиф громко. -- Не давай им кофе! Они его не заслужили!

Антони засмеялся, как-то нервно засмеялся, передернув плечами. А позже написал о советских инакомыслящих одну статью, другую. Пожалуй, он первым начал помогать серьезно.

Однако разворошить "сырые дрова" в эти страшно тихие дни не удалось. Какая же это сенсация, когда собаки рвут зубами человека!

Настроение Гуров изменило лишь сообщение из Израиля. Дов женился. "Кол Исраэль" сообщил, что на свадьбе Голда Меир и Бегин, взявшись за руки, танцевали "хору". Возможно, впервые в истории Израиля Голда и Бегин приплясывали в одном кругу. Целый вечер "Кол Исраэль" говорил о русском еврействе и о том, как ждут русских евреев "все израильцы"...

Иосифа как подменили. Он звонил на радостях друзьям, сообщал новость. -- Не так страшен черт, как его малютки! -- ликовал он. -- Все-таки Дов паниковал. А я-то да, поверил! Это может быть, чтоб нас не хотели? Это бред! Ребята, еще не вечер!..

Наум и всегда-то вспыхивал, как факел. А тут он отбил своими тяжелыми башмаками чечетку и, раскинув оттопыренные ладони, как бы взявшись за края жилетки, которую он отродясь не носил, прогарцевал вокруг стола, припевая: -- 213"Тру-лю-лю,214"тру-лю-лю,215"тру-лю-лю, Тель-Авивскую тетю люблю...

Потащил отца в охотничий магазин, попросил дать ему голубую* леску. -Поголубее, -- громко добавил он. -- Для Средиземного моря!..

На обратном пути Наум подвел отца к окошку информационного центра ООН. Спросил с независимым видом, как само собой разумеющееся:

-- Будьте любезны, загляните в свой справочник телефонов ООН. Нам нужен телефон У Тана!

Дамочка за окошком ответила с милицейской безапелляционностью: -- Ваши паспорта!