Пророки

Он произнес это волшебное слово – нам. Тета вдруг поняла, что больше они никогда не разлучатся, будто всю жизнь и были такими – двумя половинками одного яблока, лучшими друзьями.

Вскоре у них появились адрес и имя человека, накорябанные на мятой бумажке, которую Тета напряженно сжимала в ладони. Шел дождь, когда они приехали к обшарпанному зданию, перед которым нервно расхаживали и курили двое мужчин, и потом поднялись, как на Голгофу, по пяти пролетам крутой лестницы, мимо дверей, за которыми плакали дети. По темному коридору поднималась нестерпимая вонь жареной рыбы, от которой неприятно переворачивалось в желудке, и Тета сделала над собой усилие, чтобы ее не стошнило. Наконец они оказались на верхнем этаже и постучали в простую коричневую дверь, из-за которой шел едкий запах «Лизола». Жилистый человек проводил их в грязную комнату ожидания, все три стула в которой оказались разными. Направо виднелась ванная с корытом, заполненным красноватой от крови водой и использованными скальпелями на бортике. За занавеской стонала какая-то женщина. Тета схватила Генри за руку и так сжала ее, будто хотела сломать. Жилистый мужчина указал ей на койку, покрытую пожелтевшей простыней, и попросил раздеться и прилечь. Женщина за занавеской снова закричала, и Тета не выдержала. Она кубарем сбежала по лестнице и вылетела на улицу, под дождь, не обращая внимания, как мокнет ее платье.

– Ничего страшного, – сказал Генри, когда с трудом догнал ее. Он едва переводил дыхание. – Мы найдем деньги.

Он продал свое пианино и нашел другого доктора, дорогого, но безопасного. После того как дело было сделано, Тета без сил лежала в постели Генри и, не обращая внимания на судороги и лихорадки от эфира, клялась ему, что раздобудет новое пианино, даже если это станет последним, что она сможет сделать. Генри взял ее за руку, и Тета провалилась в забытье. Спустя две недели Тета получила работу – танцовщицы в «Фоллиз». Она солгала о своем имени, происхождении и возрасте, но ей все поверили. Вот почему она любила большой город – тут каждый мог стать тем, кем хотел. Когда их штатный пианист ушел играть в другой клуб, она предложила им нанять Генри. У них появились деньги, они смогли снять квартиру в Беннингтоне, назвавшись братом и сестрой – это было смешно, стоило только взглянуть на них. Внешне они были разными настолько, насколько похожими были их души. И каждую неделю Тета неизменно клала по доллару в старую кофейную банку с надписью «на пианино для Генри».

Она искренне считала, что так будет продолжаться вечно: они с Генри не будут принадлежать никому, кроме друг друга, и смогут наслаждаться вечной свободой. Тета не рассчитывала, что встретит Мемфиса. Дело было даже не в том, что им снился один и тот же странный символ, хотя это было важным признаком. Дело было в самом Мемфисе. Он был такой добрый, сильный и красивый. Рядом с ним она обретала надежду на лучшее, хотя даже мысль о совместной жизни с ним была абсолютно безнадежной. Если Фло об этом узнает, ее выкинут из шоу.

Дэйзи забыла на своем столике пару рубиновых сережек – вероятно, подарок от влюбленного биржевого маклера или ее карманного театрального критика. У Теты мелькнула мысль продать их в ломбард и подкинуть деньги в сиротский приют, чтобы преподать этой фривольной избалованной корове урок о том, что следует беречь вещи. Но она не стала их трогать и просто выключила свет в гримерке, оставшись в полумраке аварийных лампочек. Она уже дошла до кулис, как вдруг услышала странное насвистывание и остановилась, как вкопанная.

– Валли! Это ты? – У нее испуганно забилось сердце.

Свист прекратился, но никто ей не ответил.

Тета зашагала быстрее. Если какой-то идиот решил над ней пошутить, вероятно, у него есть во рту лишние зубы – удар у Теты был точный. Аккуратно свесив ноги с края сцены, Тета неслышно соскользнула в первый ряд зрительного зала. И услышала его снова – веселое насвистывание откуда-то из темной глубины театра. Она пожалела о том, что выключила свет.

– Кто здесь? – крикнула она. – Если это ты, Дэйзи, клянусь, ты в жизни больше не сможешь танцевать, потому что я переломаю тебе ноги!

Свист не прекращался, и Тета не могла понять, откуда он исходит. Казалось, будто он раздается со всех сторон. Она пустилась бегом по правому ряду, больно стукнувшись о ручку кресла в темноте, но не остановилась и с размаху налетела на двери зрительного зала – и обнаружила, что они заперты.

Откуда идет этот чертов свист? Она стала медленно красться вдоль рядов, глядя в сторону балконов. Там вдруг включился прожектор и ударил светом прямо ей в глаза. Ослепнув на мгновение, смаргивая черные точки, Тета развернулась и побежала к гримерке, а ей вслед снова раздалось насвистывание. Каждая дверь была распахнута, и она осторожно двинулась вперед, опасаясь, что страшный любитель художественного свиста может выскочить из-за любой из них. Сейчас она всерьез начала бояться и вдруг почувствовала, как стала зудеть и нагреваться кожа.

– Нет, – шепнула она. – Не надо.